spiritual front – no forgiveness

Семья:
Эвелин Крамер – мать, мертва
Эдвард Крамер – отец, мёртв
Клиффорд Гейз – биологический отец
Adam Kramer – брат
Lesley Kramer – сестра

*

Существуют вопросы, ответы на которые лучше не знать. Существуют вопросы, на которые получить ответы совершенно невозможно. А есть те, ответы на которые не имеют ровным счётом никакого значения – последствия неизменны, и какая к чёрту разница, какие у них имелись причины. Лукас никогда не задавал лишних вопросов. Пока почти каждый несчастный на всей планете пытался выпросить у проведения предпосылки для собственных невзгод, Лукас молча, в почтении склонив голову, верил в неизбежность уготованной ему судьбы и Божью волю, спорить с которой бесполезно, бессмысленно и вообще-то совершенно неприемлемо. Он никогда не задумывался о том, почему родная мать – горячо верующая католичка – из всех возможных наказаний в процессе воспитания детей предпочитает именно физические наказания. Почему в особых приступах гнева и злости мать сквозь зубы цедит самые страшных проклятия и обиды, почему среди всех троих детей, именно Лукасу всегда достаётся сильнее всего. К некоторым вещам просто привыкаешь. Некоторые вещи просто учишься терпеть с тихими слезами на глазах – если нет ничего более разрежающего, чем детский плач, тебе ничего не останется, кроме как поскорее научиться плакать молча. Знал ли он, что каждое воскресенье родной отец не сидит с ним рядом на церковной скамье, а с небольшого постамента зачитывает свои затянутые проповеди? Нет. Изменило бы что-либо это знание? Вряд ли.

Но отец тот, кто воспитал, и с его смертью и без того хрупкая возможность скрыться за сыновьим смирением рассыпается миллиардом стеклянных песчинок, стоит только сдерживающему фактору скоропостижно покинуть семью, как до того ещё казавшаяся непростой для ребёнка жизнь становится невыносимой. Как христианская добродетель может уживаться в одном сердце с неистовой жестокостью – глубокий вопрос, столетиями мучающий религиоведов и историков. А миссис Крамер всегда была удивительной женщиной. Самое главное правилось, которое очень быстро пришлось выучить Лукасу – от гнева матери лучше всего прятаться у неё на виду. Не создавать лишних проблем и в меру своей детской способности помогать заботиться о младшей сестре, как-то даже вовсе не ревнуя, что той любая оплошность гораздо легче сходит с рук. Она же маленькая, она же девочка.

Потеря одного из членов семьи закономерно перераспределяет устоявшиеся роли, и Лукас мог только догадываться о том, какая ответственность столь неожиданно упала на плечи его уже будто бы совсем взрослого брата. Заменить отца не так просто, как кажется. Незыблемый авторитет Адама заставлял слушаться и лишний раз не задаваться вопросом, почему тот не спешит остановить мать в её беспросветной жестокости. Почему за закрытыми дверями общей спальни ведёт себя вовсе не так, как вечером на семейном ужине. Лукас ясно помнит, что ему было всего немногим больше шестнадцати, когда старший брат впервые позволил себе зайти намного дальше допустимого, возможного и хотя бы относительно связанного с разумностью. Зайти впервые, чтобы затем заходить ещё и ещё – учить терпеть и молчать, безропотно соглашаться и всякий раз давать всё, что от него потребуют. У него не было другого выбора. Тому, что иногда людям нужно говорить «нет», что необходимо бороться с изничтожающими тебя обстоятельствами, его попросту не научили.

Но на место одного неспособного что-то изменить всегда найдётся тот, у кого хватит мужества решить проблему. Убийство – такая история попросту не могла закончиться иначе. Абсолютно запутанный, выведенный из и без того не существующей зоны комфорта, Лукас слишком быстро и легко уверился в том, что именно руками старшего брата была убита не то, чтобы очень любимая матушка. В его голове не существовало иного варианта. Боль и ненависть, годами копившиеся в его сердце, кричали слишком оглушительно, дабы хотя бы на секунду позволить задуматься и прислушаться к, казалось бы, достаточно чётко и столь близко произнесённым словам. На суде он, конечно же, свидетельствовал против брата. На суде он впервые почувствовал это испепеляющее желание отомстить за годы разрушений и насилия, и, видит Бог, на месть он имел полное право.

Гораздо сложнее оказалось принять то, что, едва потеряв двух членов разваливающейся семьи, в максимально кратчайшие сроки ему пришлось смириться с потерей ещё одного, последнего. Просто однажды домой Лесли не вернулась. Исчезла в неизвестном направлении, не оставила даже записки или познакомила с круглым одиночеством. Лукасу пришлось учиться жить в одиночестве. Жить с самим собой, жить ради себя, жить без постоянно нависающим над головой ощущением нависающей опасности. Учиться свободно дышать. Первые несколько недель ночевать одному в опустевшем доме было особенно странно. Первые пару месяцев особенно неприятно было ловить на себе любопытные взгляды соседей и прочих жителей небольшого городка – «да-да, мать убил, надолго посадили, может быть и младшую дочь прирезал, только тело не нашли». Потом любопытство сменилось жалостью. Пару лет Лукас телепался от одного места работы до другого, брал двойные смены, только бы не оставаться надолго в доме, переполненном страшными призраками прошлого, и на каждой должности, – от школьного уборщика до бармена, – не переставал вымученно улыбаться и на каждую просьбу отвечать согласием. Учиться отказывать было ужасно сложно. Зато излишняя, искусственная дружелюбность вполне смогла позволить вновь оказаться у местных на хорошем счету, чтобы помогая церкви кормить самых бедных и обездоленных, даже от низших слоёв общества не ловить косые взгляды. Лукас уверенно пытался быть хорошим. Хороших же все любят и к ним хорошо относятся, верно?

Лукас так до конца сам и не понял, почему решил навестить брата в тюрьме – просто сделать это было необходимо. Лукас так и не смог допытаться у сестры, где она пропадала все эти годы, а после в один поистине прекрасный день решила, наконец, оказаться на пороге некогда родного дома. К тому моменту Лукас уже несколько месяцев работал в детском саду, – не работа мечты, конечно, но ему нравилось, да и сам никогда бы не подумал, что после всего пережитого там окажется, но наняли по знакомству, по рекомендации. К тому моменту Лукас уже вроде бы смирился со своей долгожданно спокойной, размеренной жизнью, но этот чертовски знакомый, любимый снег на голову обещал сделать жить ещё спокойнее, ещё лучше. Наверное, именно эти несколько лет в компании Лесли он бы и мог назвать поистине счастливыми. Беззаботными. Годы в компании единственного близкого человека, от одного вида которого не пробегал мороз по коже. Но всё прекрасное, как известно, имеет свойство заканчиваться. Рано или поздно, Адам должен был выйти из тюрьмы. Рано или поздно тревожные года вновь должны были наступить.

• связь.