Иногда кажется, что судьба насильно привела меня к жизни загнанного в угол зверя. Точнее она диктовала каждый день правила с которыми приходилось тяжело, очень неохотно, мириться, повторять монотонно внутреннюю мантру, чтобы не сорваться от обиды и гнева на прохожих, которых я разглядывал из-за непривычно застекленного окна в течение нескольких суток. И было невыносимо сложно выбрать цель для обвинений во всех существующих бедах: то ли родственников, то ли тюремных надзирателей и заключенных, то ли капризную волю Бога. Единственное, чего не желал - видеть в этом трагическом состоянии череду моих собственных ошибок.

Адаму еще долго пришлось привыкать к тому непонятному ощущению, когда с его запястий последний раз снимали наручники. До этого трение железа об огрубевшую у суставов кожу вызывало лишь легкое недовольство на лице, меньшее чем когда он стоит на безлюдной улице ближе к окраине города. Сделав несколько шагов по тротуару, совершенно нормальным дорогам, вроде бы должно появиться ощущение свободы - о ней так много говорили в узких камерах три на три, для всех она становилась абсолютным стремлением и недостижимым идеалом, что обладание ей, сейчас, вызывало фрустрацию. Мужчина не представлял, что будет с ней делать.

Это даже немного эгоистично. Все годы ему хотелось вернуться домой, обратно к семье и наконец безболезненно вписаться в свою старую жизнь. Он не задавался вопросом, насколько сильно его ждут в Хэйвене - глубоко внутри жила вера, что только тут его будут вспоминать, несмотря на бесчеловечно проведенные десять лет. Вот только вопреки личным убеждениям Адам снимает комнату в мотеле и почти не выходит оттуда неделю. На столе были разбросаны банки от дешевых консервов, а из душевой тянет неприятным влажным запахом, подпитывающим плесень на потолке. Рассматривает фотографии в газете, которую ему подкидывают каждое утро под дверь, пытается вспомнить знакомые лица и имена в заголовках. Но жизнь “до” словно стерта с этой пленки. Парадоксально, он мог вспомнить сколько минут требуется, чтобы дойти до карцера, но едва в каком направлении нужно двигаться, чтобы добраться до мэрии. В очередной, очень поздний, вечер Крамер остановится на знакомой улице, боясь сделать шаги по ровному газону. На втором этаже уже не такого прекрасного дома за шторами горит свет, а он не может заставить себя постучать в дверь. Увидит он там Лукаса или Лесли неважно - первые слова должны были быть какими-то особенными, а он все еще не придумал достойную речь своего возвращения. Вместо звонка, по краю участка, Адам забирается в амбар с которого все начиналось и на котором все закончилось, из-под кривых деревянных половиц достает завернутое в серую тряпку отцовское ружье и начинает почему-то чувствовать себя увереннее. Тело мешком сползает между разваливающимся от старости шкафом и сгнившими коробками, руки прижимают к груди ствол, полумрак не дает разглядеть детали помещения, но он точно сможет описать его именно таким, каким то было в день смерти матери. Бедная Эвелин, Адам до сих пор надеялся, что та распахнет амбарную дверь и заберет его обратно под свое крыло. Сейчас ему бы пригодилась поддержка и доля смелости, которую она умела внушать ему при жизни - чувствует в этом вечернем холоде и непроглядном мраке чужой разочарованный взгляд.
Ему приходится себя пересилить прежде чем покинет родной участок, но пообещает вновь сюда вернуться - такие клятвы гораздо проще давать в одиночестве, особенно за полночь. За его плечом висит старое ружье, а тряпкой он вытирает руки и выбрасывает ее в мусорный бак возле бара. Пару дней назад Крамеру удалось добраться до заправки и купить помимо нескольких банок пива еще и лицензию на охоту - в ту секунду это казалось отличным способом выпустить скопившиеся внутри напряжение. А еще отличный способ - неразумные дозы алкоголя, помогают забыться. Адам чувствует себя отчасти инвалидом или же неприкаянным, разница небольшая, но значительный показатель мироощущения - наш мозг очень быстро забывает образы родных мест и то ради чего мы терпим все эти моральные унижения. Последний вопрос задавался сегодня слишком часто.

Довольно пусто. Единичные воспоминания о “серой чайке” были сконцентрированы на истерически смеющихся людях, танцах на барной стойке и девчонках разливающих текилу прямо в свое декольте. А еще как впервые в туалете он занялся сексом с полуживой одноклассницей и ни разу не задумался об этичности своих поступков. С той же уверенностью Адам рассчитывал выпить и в худшем случае снять проститутку, которые вероятно не перевелись с двухтысячных. Почти сразу замечает за угловым столиком девушку, без компании, без наблюдателей, убирает упавшие на глаза волосы назад и уверенным шагом направится к ней. Он очень постарался привести себя в порядок утром - ожидалось счастливое воссоединение семьи, - на шее все еще были воспаленные царапины от дешевой бритвы, синяки под глазами за пару беспокойных ночей не прошли, а мятая рубашка и стоптанные ботинки прямиком из прошлого не внушали доверия. Почти незаметно останавливается у бара, забирает бокал пива и ждет, пока его внимательный взгляд не будет замечен. Плевать на остальных: на мужчину невнятно болтающего с барменом и какого-то старика уже заснувшего в компании трех бутылок. Как только их зрачки встречаются, Адам меняет траекторию, направляясь к столику девушки, очень легко подсаживается рядом, а руку опустит на ее обнаженное колено. И мгновенно, импульс проскальзывает по пальцам и ударяет ниже пояса - он сконцентрирован на пухлых губах и торчащих из-под одежды сосках. И как-то инстинктивно нарушает границу личного пространства, почти заставляя несчастную отползти по дивану ближе к стене.

- Ты симпатичная, - в его словах чистая правда, Адам давно не видел, да и не трогал женщин, он почти забыл о существовании сексуального возбуждения в его природном виде, что отражалось в неловких движениях и неуверенной улыбке.

Делает глоток пива, надеясь, что такой напор и решительный настрой сломает любого . По крайней мере это срабатывало за решеткой - времени на прелюдию не было, особенно на создание паршивых подтекстов. Рука все поднимается выше под юбку, сжимая кожу до неприличного сильно - для этого Крамеру даже не пришлось напиться. Он игнорирует прозвучавшее за спиной обращение и ее возмущение.

- Мы можем поехать сразу ко мне. Такие как ты вряд ли заглядывают ночью в бар, чтобы просто напиться.

Отредактировано Adam Kramer (2021-04-01 22:12:48)