Майское солнце ласково лижет в линзы очков, Мегера хмурится сворачивая на паковочное место у родительского дома. В бардачке валяется начатая пачка собрания, на губах остались жалкие напоминания о бежевой помаде - быстро поправив макияж перед зеркалом заднего вида, девушка коротко вздыхает, глушит мотор внедорожника и выходит на улицу, тихо хлопнув массивной дверью машины. Она бы не поехала на додже, если бы только не было нужно сделать такое количество дел за один день. С утра заехать в кофейню, потом к сыну в школу, потом умудриться съездить в мастерскую почти на окраине города и еще заехать за продуктами в воллмарт, а там уже и настиг звонок матери - та просила заехать за какими-то книгами для Никки и Мэг, вздохнув у полок с протеиновыми батончиками, сдалась. Когда дело касается Реджины, проще сдаться и согласиться. Это именно тот случай, когда проще дать, чем объяснить почему не хочешь. Мэг точно знает, что мать изведет звонкам, будет ныть и зудеть, в конце концов приедет сама к ним домой и еще битый час будет восседать в королевской позе на широком диване в гостиной, попутно пытаясь иголками слов побольнее задеть Мегеру. Тут не убрано, а эта лампа совершенно не гармонирует с интерьером, кто ее покупал [я, мама, ее покупала я!], давай я дам контакты своего дизайнера и боже, Мэг, выкинь ты это кресло, оно же ужасное! Разумеется, к середине своего визита Реджина вспомнит о книгах, укорит дочь за то, что та совсем не навещает стареющих родителей, а потом легко переключится на критику внешнего вида самой Мэг. Каждый раз одно и то же.

В отчем доме пахнет мелиссой. Мэг не знает почему этот запах так прочно въелся в стены, пол, все ковры и обивку мебели. В их доме кухня всегда носила какой-то декоративный характер и еду привозили из ресторанов, а на праздники вызывали службу кейтеринга. Но запах мелиссы навсегда остался в этом доме и теперь каждый раз он ассоциируется у Мэг с детством. Воспоминания о том периоде мало похожи на что-то счастливое, поэтому девушка старается быстрее переключить внимание - сначала на открывшую дверь домработницу, следом на вышедшую ленивую кошку идеально белого цвета, а потом уже и на мать.
- Франческа, принеси нам чай в гостиную. Моя дочь ведь останется на чай? - Мэг коротко вздыхает и даже закатывает глаза, но Реджина все равно уже этого не видит. Женщина идет в гостиную и со спины совершенно не скажешь, что ей перевалило за пятьдесят. Реджина вообще выглядит слишком хорошо, как кажется самой Мэг. Ростом она уступает дочери разве что пару дюймов, ровная спина, идеальная осанка, такие же идеальные волосы, тщательно прокрашенные стилистом, подтянутая кожа и безупречный макияж. Выдают Реджину лишь руки, где никакие подтяжки просто не могут скрыть возраст. Если декольте еще можно спрятать за платьями с высоким горлом, то руки говорят о возрасте все. Но все таки Мегера пошла в мать. Они внешне очень похожи и даже не только ростом. Черты лица, орлиный нос, большие глаза, светлые волосы и тонкие длинные пальцы. На отца Мэг почти не похожа, у девушки от него разве что губы. В семье Рейганов высоким ростом отличались именно представители по материнской линии. Дед Мегеры был на голову выше нее самой, вечно заставляя всех сворачивать шеи при разговоре.

Гостиная встречает безупречным порядком и голосом матери, который все еще звучит, как строгий выговор. Реджина будто бы каждый раз отчитывает дочь, словно первоклассницу,
- Ты опять куришь. - и это не звучит, как вопрос. Сев на край дивана, мать смотрит строго и властно. Мэг пожимает плечами, садится в кресло напротив и совсем не заботится о манерах. Широко разводит колени, сцепляет между ними руки в замок, смотрит смешливо,
- Кажется, это все еще не уголовное преступление. - рядом с матерью Мэг выглядит неуместно. Реджина, как всегда, одета иголочки - черное платье, туфли на небольшом каблуке, дорогие украшения и идеальная укладка. Мегера же снова в каких-то драных джинсах, растянутой футболке, в балетках и на запястье у нее красуется не браслет, а канцелярская резинка. Положение может выдать только кулон на шее - лаконичный, но дорогой даже с виду овал из белого и розового золота с драгоценными камнями. Как бы Мэг ни относилась к окружающей ее роскоши [читай: стремилась снять с себя все подаренные цацки и спрятать подальше в шкатулках и ящиках комода], кулон, подаренный дедушкой, она снимает довольно редко.
- Как дела у Николаса? - деловитый сухой тон звучит так, словно Мэг общается с надзирателем. Или с социальным работником, которая пришла проверить проблемную семью. Но Мегера привыкла. Она откидывается на спинку кресла, широко улыбается подошедшей Франческе, забирая с тонкого подноса фарфоровую чашку зеленого чая,
- Спасибо, Фрэнни. - даже глоток чая Мэг делает с намеренно громким звуком, удовлетворенно отмечая, как на короткую долю секунды мать прикрывает глаза от раздражения, - У Никки все прекрасно. Ты хотела что-то ему отдать? Если что, я приехала именно за этим. А то знаешь, у меня дома тоже есть чай. - усмехнувшись, Мэг чуть склоняет голову на бок и сверлит мать взглядом. Их встречи всегда похожи на холодную войну, а ведь эти женщины все таки любят друг друга. Просто иногда... Любовь бывает довольно странной.

Эту мысль Мэг закрепляет в голове, чтобы каждый день возвращаться к ней. У них с Никки тоже далеко не все гладко и любовь, о да, бывает странной. Внедорожник тормозит у красивого двухэтажного дома в дорогом районе, музыка стихает в салоне и Мэг тщательно собирает пакеты, чтобы выбраться наружу. Два пакета с продуктами, ноутбук в сумке, ворох бумаги еще две книги для Никки - все с трудом, но помещается в длинных руках, дверь машины девушка толкает уже бедром, а следом по-акульи улыбается соседке, поливающей цветочки на соседнем газоне,
- Доброго вечера, мисс... - и под нос бубнит себе, - как вас там, боже, блядь... - конечно, на жизни в именно этом районе настояла все та же Реджина. Конечно. Мегера тогда была не в том положении, чтобы спорить. Впрочем, проблема была просто в том, что Мегера была в положении. И ей было шестнадцать. Столько же, сколько сейчас ее сыну. И с каждым днем эта мысль не становится проще, ее приходится мрачно отгонять прочь, протискиваясь в дом с пакетами и другими вещами. Балетки Мэг скидывает по пути в кухню, ставит пакеты с продуктами на длинную стойку, задуманную как рабочее пространство кухни, но... Вот сюрприз, какое может быть рабочее пространство в кухне, где никто не готовит? Верх кулинарного мастерства Мегеры Рейган - приготовить сыну тосты с утра. Если встанет. И не забудет. Ладно, стоит просто признать, что награду "мать года" снова получает не юная Рейган.

Закончив с распаковкой пакетов и раскладыванием продуктов, Мэг проходится по пустому дому, мысленно прикидывая, что у сына, кажется, сегодня какие-то дополнительные занятия в школе. Или он ушел гулять? Впрочем, ладно, не маленький ведь уже, да и телефон есть - созвонятся при необходимости. Убедившись, что в кофейне дела идут нормально, Мегера возвращается в кухню. К концу изматывающего дня хочется просто побаловать себя хорошим кофе. Она стоит с минуту перед распахнутой дверцей шкафа, в котором стоят пакеты с кофейными зернами, выбирая то самое. Хочется чего-то легкого, вкусного, достойного именно этого вечера. Палец скользит по пакетам, как по корешкам книг, губы беззвучно шевелятся, то ли читая названия, то ли выдавая ассоциации, но в итоге на кухонный стол опускается пакет зерен из Вьетнама. Кажется, что насыщенный кофе со слабо выраженной кислинкой и горечью будет идеальным именно для этого вечера. От шума кофемолки в доме становится уютнее, а аромат с нотами молочного шоколада и апельсина приятно кружит голову и дразнит рецепторы. Даже дома у Мэг стоит рожковая кофемашина, с которой девушка управляется на редкость легко и уверенно - взбивает молоко, заваривает крепкий эспрессо, поочередно наливает в высокий стеклянный бокал и удовлетворенно смотрит, как в свежесваренном латте разделяются слои. Только в этот момент Мэг соображает, что пачка собрания так и осталась болтаться в бардачке,
- Да черт... - вздыхает, но тут же вскидывает брови, вспомнив, что в кухонном ящике болталась запасная пачка все той же марки. Выдвинув ящик, Мэг шарит рукой среди каких-то фильтр-пакетов и зиплоков для тестового помола, однако пачка так и не находится. Даже когда Мегера заглядывает в ящик, склонившись к нему и едва не залезая головой внутрь, никотиновые солдатики все еще не желают быть найденными. Выпрямившись, Мэг хмурится и смотрит невидящим взглядом в стену перед собой. Она ведь точно клала пачку сюда, на всякий случай. И она точно ее не забирала. Молочная пена мерно оседает в бокале, а повисшая тишина нагоняет ненужных мыслей. Но Никки ведь не мог...? Или мог?

Крепко задумавшись, Мэг сидит на высоком барном стуле и потягивает остывающий кофе. Тонкий шлейф апельсина в шоколаде не добавляет красок этому вечеру, как ни старайся. Все мысли кружатся вокруг пропавшей сигаретной пачки и ведь можно просто забить, оставить этот вопрос вот так, незакрытым, и черт бы с ним, ну правда. С точки зрения молодой матери, Мэг могла бы и правда махнуть рукой, закрыть глаза и просто не думать. Но сколько уже раз она так делала в вопросах воспитания сына? Все время эти отговорки, что все нормально, сам все поймет, все придет с возрастом, не надо лишний раз лезть. А по итогу оказывается, что Мэг - херовая мать и в шею ее бы гнать за такое корявое воспитание. Она хмурится, прокатывает по языку молочную горечь кофе и тихо вздыхает. Пачка не могла уйти из ящика сама. У нее не выросли мультяшные ножки, она не выбралась на свободу и точно не ринулась к истокам в леса вокруг Дэрри. Так не бывает. Мэг, может и молодая, но наивности и глупости в ней ни на йоту. Под пальцами приятным холодом ощущается камень высокой стойки, вокруг все блестит чистой и лоском, но в этом доме никогда не было по-настоящему уютно. Во всяком случае, не Мегере. А сейчас и подавно стало слишком холодно и нервозно от одной мысли, что ее мальчик мог утащить пачку сигарет и... И что? Он курит? Никки? Ее Никки? Это даже в мыслях звучит, как полная ересь. Никки слишком хороший, прилежный, умный и ответственный. Не в его стиле воровать материнские сигареты из ящика и уж точно не в его стиле - курить. И все-таки пачке кто-то приделал ножки... Впрочем - а во сколько ты сама начала курить? Лет в четырнадцать, да? Потому что к шестнадцати ты уже бросила, когда обнаружила две полоски на чертовом тесте. Но в возрасте твоего сына ты пробовала и сигареты, и травку, и с десяток видов алкоголя, и даже вещества посерьезнее. К этим же шестнадцати годам у тебя уже был передоз, милая. Пе-ре-доз. Это не пачка собрания, это игла в вене. Ты хорошо помнишь это? А ощущения... Но их Мэг никогда не забывала и едва ли вообще сможет. У людей ведь есть все эти стадии принятия, только вот у Рейган вся жизнь так и зависла где-то на отметке "отрицание". Сложно признаться себе, что ты - наркоманка. Да-да, бывшая, ну конечно. Не бывает бывших наркоманов. Не бывает! Наркоман всегда помнит приход, кайф, эйфорию и ломку. Наркоман каждое ощущение в жизни сопоставляет с тем самым вожделенным кайфом. И Мэг, конечно, в этом ничуть не отличается от других. Мэг не признает, что она - наркоманка, но отстраненно понимает, что она всю жизнь будет бороться с искушением. Ей ведь нельзя больше... Ничего нельзя. Она время от времени позволяет себе пару пива и вот еще, срывается на сигареты. Но даже банальный косяк она выкурить не может потому, что страх жив. Он всегда с ней. Въелся в подкорку, опутал ядовитыми побегами разум и сдавливает легкие, едва до чуткого носа донесется пьянящий запах волшебных трав, скрученных в тугой косяк. Мэг не позволяет себе ничего лишнего потому, что знает какова цена этой блажи. Реджина лишит ее родительских прав. И, увы, будет права.

Но Николас спер не косяк, а пачку сигарет. Всего лишь - хочется думать Мегере, но не выходит. Все начинается с малого. Первые прогулы, первые плохие оценки, первая сигарета и первый глоток крепкого пойла. А дальше либо включаются мозги, либо все идет по накатанной [здесь читай катится в пизду] потому, что подростки... О, подростки! Они хотят объять мир, попробовать все доступное и недоступное, рискнуть собой и жизнь поставить на зеро. Они не думают о том, что могут проиграть в этой гонке, а платой будет людская жизнь. Их жизнь. И уж тем более, они не думают о своих матерях. Мэг знает это не потому, что выросла и поумнела. Не потому, что прочла какие-то важные книжки по воспитанию или ходила на курсы молодых матерей. Даже не потому, что так ей сказала Реджина. Мэг знает все это потому, что сама была подростком еще совсем недавно. И она, конечно, не думала о сединах своей матери. Положа руку на сердце, Реджина хорошей матерью тоже, увы, не была. Но все-таки она старалась хотя бы как-то воспитать своего единственного ребенка, а этот самый ребенок клал на все родительские советы и беспокойства. Мэг была подростком, при чем куда более сложным, чем Никки. Как тогда все виделось? Мама не понимает, папа не понимает, никто не понимает, кроме сверстников. Потому что их тоже не понимают родители. А соль то в том [и это Мэг понимает только сейчас, став матерью подростка], что родители понимают. Они все понимают. Зачастую, даже больше, чем хотят показать потому, что иногда и правда нужно закрыть глаза и изобразить неведение. Но они понимают... И даже если кажется, что мама никогда не сможет понять все твои переживания, терзания и волнения - это чушь собачья. Мама тоже была подростком, мама тоже сталкивалась с проблемами, маме тоже разбивали сердце и предавали. И мама тоже считала, что ее в целом мире ни один взрослый понять попросту не способен. Спустя полтора десятка лет Мэг осознает, что ее мать все понимала. Но сама Мэг не обращалась к Реджине потому, что подростковый бунт и протест застилали глаза похлеще кровавой пелены мести.

От водоворота мыслей Мегеру отвлекает звук приближающихся шагов и женщина еще раз вздыхает. Перспектива сложного разговора с подростком ей совершенно не нравится, да и как вот этот разговор вести вообще? Есть, конечно, всякие умные книжки, но это же бред. Все люди разные, невозможно с ними работать, как по инструкции из икеи. Остается уповать на собственный интеллект и желание понять сына. Не наказать, не навязать свое бесценное мнение, а хотя бы просто понять. Ведь, что бы там ни было, но Мэг правда любит Николаса. Она, конечно, дерьмовая мать и признает это хотя бы себе самой, но она старается. Мягкий шелест закрывающейся двери смешивается со скрипом отодвигаемого от стойки стула, Мэг выходит в холл и на губах появляется мягкая улыбка, привычная и обыденная. Улыбка сползает с губ, словно подтаявший воск, стоит Мегере увидеть собственного сына. В принципе, дальше можно уже не задавать никаких вопросов, все становится очевидным по одному лишь взгляду, но нельзя же под шкуру грязными руками и сходу в критику... На мгновение сомкнув веки, Мэг вдыхает, мерно выдыхает и вновь возвращает взгляд к сыну,
- Ладно, экспресс помощь... - пальцы перехватывают узкое запястье парня, Мэг ведет сына за собой в ванную на первом этаже и в искусственном свете лицо Николаса кажется еще более серым и опасно болезненным. Выкрутив кран на минимальную температуру, Мэг кладет ладонь на загривок, чуть надавливая, побуждая склониться к струе,
- Спорить потом, сейчас суй голову. - встретившись взглядом, она закатывает глаза и добавляет чуть мрачнее, - Поверь мне, я бывала в разных состояниях и интоксикация никотином - это далеко не самое страшное в жизни. - еще один взгляд, короткий кивок, - Да, я в курсе. А теперь - в воду. - бесполезно разговаривать о чем-то прямо сейчас, когда Николас выглядит так, словно сейчас выплюнет собственный желудок на дорогой кафель гостевой ванной комнаты. Это будет не милая беседа, а натуральная пытка, но такое даже в тюрьмах, хочется верить, не практикуют. Поэтому вместо разговоров сейчас - умывание. Холодная вода струями заползает в светлые волосы, облизывает загривок, вызывает ряды мурашек. Вода отрезвляет, снижает давление, позволяет легким дышать более насыщенным воздухом, проникает в них каплями влаги и очищает. Хотя бы немного. Дальше Мэг справится, она и правда прекрасно знает, что со всем этим делать. Даже если из нее вышла откровенно дерьмовая мать, Мегера Рейган бывала в таких ситуациях, когда приходилось срочно решать что-то здесь и сейчас. И она точно именно тот человек, который поможет справиться и с похмельем, и с приходом, и вот, с банальным отравлением сигаретами. Теми самыми, которые Никки стащил из материнской заначки.

Вручив сыну махровое полотенце, Мэг добавляет абсолютно спокойно,
- Вытрись, но на шею не вешай. - в ее голосе нет ни злости, ни желания поскандалить. Она смотрит на сына и ей вдруг становится кристально ясно насколько же он похож на нее саму. Такие же тонкие черты лица, те же светлые волосы, длинные пальцы, точеные скулы и острый нос. Разве что губы у Ника все же от отца, но об этом Мэг сейчас думать не хочет. Она проводит пальцами по щеке сына, убирая налипшую мокрую прядь светлых волос, улыбается и добавляет чуть теплее,
- Я пока заварю тебе чай, выходи в кухню. - едва ли не впервые в ее голосе сквозит настолько очевидная материнская любовь и забота. Оставив Никки в ванной, Мэг возвращается в кухню. Чайник давно остыл и его нужно вскипятить снова, но в шкафу находится хороший черный чай безо всяких добавок. Крепкий чай многих поднимает на ноги и Мегера думает об этом, пока кружит у стола, заваривая крупные скрученные листья в металлическом фильтре, вставленном прямо в чашку. Вместо барной стойки Мэг садится к столу и чашку ставит не напротив, а рядом. Хуже нет, когда мать сидит напротив и задает тебе вопросы, сразу создается ощущение, что ты у следователя, а там... Да, там Мэг тоже когда-то бывала. Возможно, Николасу стоит чуть лучше узнать о прошлом своей матери, конечно, но сама Мэг не горит желанием доставать из шкафов эти скелеты. Некоторые из них недостаточны стары, на них еще виднеется подгнивающая плоть, налипшая кусками на желтоватые кости.
- Тебе нужно выпить чай. - поджав губы, она улыбается сыну и чуть двигает свой стул в сторону, чтобы не сидеть плечо в плечо. Перед ней на столе стоит все тот же, давно уже остывший, кофе, но пить его больше не хочется. В открытое окно врывается вечерний май, разнося аромат липы и сирени по просторной кухне, пробираясь струйкам запахов в коридор и выстилая невидимые узоры на лестнице. Мэг откидывается на спинку стула, садится немного повернувшись корпусом к сыну, склоняет голову набок,
- Тебе лучше? - сложив ладони на коленях, она не пытается быть строгой матерью и не лезет с вопросами в духе "зачем, Николас?" Ну, какой подросток ответит на такой вопрос прямо и без раздражительности? Затем! Зачем она сама когда-то начинала курить? Ну, в четырнадцать... Чтобы показаться крутой, наверное. Чтобы влиться в тусовку, быть своей, быть на короткой ноге с парнями, ведь она всегда была пацанкой и постоянно ходила со сбитыми костяшками на обеих руках. Только это ведь совсем не мерило нормы.
- Слушай, если ты решил начать курить... Ну, не мне тебе говорить, как это вредно и плохо. Но вот так, - кивнув на сына, который все еще выглядит бледнее смерти, Мэг продолжает, - дело не пойдет. Одно дело - курить, другое - пытаться себя натурально угробить. Давай откровенно, я начала курить сильно раньше тебя. И даже знаю почему, хотя это и звучит теперь максимально тупо и мне хочется дать себе по щекам, но толку то теперь... - вздохнув, Мэг все же встает из-за стола и идет к холодильнику, чтобы достать оттуда бутылку минеральной воды. Открывая ее и наполняя высокий стакан, женщина продолжает все тем же спокойным голосом, не оборачиваясь к сыну,
- Я хотела казаться круче. Что же, это сработало. Ну, имело свою плату, конечно... - со стаканом в руке, Мэг оборачивается и усмехается, возвращаясь к столу, - Твоя бабка меня чуть не убила, когда узнала, что я курю. Натурально, она бегала за мной по нашему дому с полотенцем каким-то что ли... - сев обратно к столу, Мэг смеется, вспоминая свое прошлое. - Я думала, она мне волосы вырвет. Но... Ну, скажем, это все не сработало. Или даже иначе... - наморщившись, она нехотя улыбается, - сработало с точностью до наоборот и дальше я уже делала это назло. Говно план, сразу скажу. Реджине было не то чтобы сильно много дела до курения, а вот моим легким - да. Правда, избавиться от этой дурной привычки я по сей день толком не могу. - замолчав на мгновение, Мегера делает глоток воды из стакана, облизывает губы, возвращает взгляд к лицу сына,
- Короче, не надо таскать мои сигареты. Хочешь курить - ладно. Бабушке не говори только, она нас обоих сожрет, клянусь тебе. Но курить - свои. И если уж совсем по-честному, свои ты должен бы купить на собственноручно заработанные. Так что... Впереди лето, тебе карты в руки. Найдешь подработку, чтобы оплачивать себе сигареты? - усмехнувшись, Мэг замирает, глядя на Никки. Наверное, речь хорошей матери должна звучать как-то иначе, но... В этих самых умных книжках есть куча всякого о том, как говорить с детьми, как воспитывать детей, как ругать и хвалить детей. Там нет только одного - как любить детей. Потому что любовь не терпит инструкций. Любовь самобытна и всякий раз проявляется по-своему. Может быть, даже так - в разрешении курить, не таясь. Потому что лучше пусть Никки курит открыто, чем он будет стрелять дерьмовые сигареты и прятаться в переулках, где с большей долей вероятности нарвется на пьянчуг из соседнего бара или провалится в открытый люк.