[indent]"Не может быть", - набирал Майлс, забыв о том, что рядом остывает кофе в картонном стаканчике, принесенное с прогулки. - "Значит, мы можем встретиться".

[indent]Он уже давно не думал о том, чтобы скрываться от незнакомца с аватаркой, которая неизбежно заставляла улыбнуться. Теплая весть. Доброе слово. Просто мемасик какой-нибудь смешной. Этот сумрачный лес, который у других назывался жизнью, их переписка делала чуть менее жутким. И так долгие годы.

[indent]Но с того первого, неловкого немного разговора, кажется, ни разу не придавалось значения тому, кто где жил, куда путешествовал прямо сейчас - никаких "махнем на день независимости в лас-вегас?" - как будто географически они существовали только внутри писем, а все остальное - какой-то фильм, который они смотрели и обсуждали, делились впечатлениями. Кинозал-переписка.

[indent]Майлс не искал для этого причины. Он знал, что его друг щепетилен в вопросе границ и частного вообще, а сам в принципе не нуждался в развиртуализации. Впрочем, по той же причине он почти никогда не чувствовал голода, плохо понимал, холодно ему или жарко, а фраза "расслабься" вызывала у него ступор. Сделать что? Каким образом?

[indent]Из интереса он в тот же день пролистал почту до самого начала их переписки. 2015. Майлс смутно помнил, что было пять лет назад. Листая письма, он то и дело останавливался и понимал, что их тоже не помнит. Все, что он узнавал за это время о своем друге, складывалось в некий образ, как рисуют образы по звездам. отдельные факты, как звезды в этом созвездии, сверкали ярче, другие напротив тускнели; одни тревожно мерцали, другие отличались по цвету... разный размер, разное положение... И при этом фактологической, стройной картинки, как иллюстрация в энциклопедии, у него не было. И если подумать, такой картинки не было ни о чем. Все, что он знал - разрозненные факты, за которыми проступал образ. Память походила на густой туман, из которого выступали отдельные обеъкты, но никогда не было ясного вида до горизонта. Никогда не было цельности. И когда ему сказали этой весной, что это не болезнь и не проблема, а просто - просто вот так его голова работает - он, признаться, зверски расстроился. За двадцать пять лет жизни Майлс просто утомился блуждать в этом тумане. Заебался, запарился.

[indent]"Хорошая вещь - склероз, каждый день новости", - невольно подумал он, пролистывая письма все ниже и ниже - до последнего письма. Как он объяснит Безликому, почему не хочет покидать город, будет врать? Не хочется врать. Говорить правду - "Если ты расстроишь меня, на тебя нападут мои ручные воробьи, которые нападут и на меня следом, а если над городом летает канюк, то дела наши плохи". И смогут ли они вообще поладить вживую?

[indent]Откинувшись в кресле, он обвел взглядом почти пустую комнату. Лето стремительно неслось на него и из открытого окна пахло весенней, прогретой землей, зеленью, слабо доносился запах большой воды. После того, как в этой комнате побывал Билл, она перестала быть прежней. Весь дом перестал быть прежним.

[indent]И он сам, может быть, тоже? Несколько лет назад... да даже два года назад, он вполне мог ответить Безликому что-то типа "я у родичей, в другом городе, мне жаль" - и не испытывать особых сожалений. Но с тех пор, как генерируемая опасность сменилась неизбежной, и почти каждый день он думал о том, что делать дальше (потому что теперь у него не было такой роскоши - ничего не делать), он стал лучше слышать себя. Все еще плохо, но теперь это был внутренний диалог, в котором немой изъясняется жестами и некоторые из них можно было понять чисто интуитивно. Например - желание встретиться с Безликими. Внутренний немой показывал объятия - не тесные, лишенные подтекста, простые как пять центов короткие приветственные объятия. Ощути, наконец, материальность. Посмотри в глаза.

[indent]В назначенный час Майло был на месте даже без опозданий. Он щурился на летнее солнце, высматривая невольно птиц поблизости и думал, что обязательно отведет Безликого к океану сегодня. Хотелось ветра и пустого, чистого горизонта.