|
• беда:
Мор – беда, которая вызывает обострение старой болезни, катализирует скрытые и заложенные в геноме предрасположенности к тем или иным недугам или вызывает общее ослабление защитных функций организма, что приводит к заболеваниям вирусного и бактериального характера. Описание Механизм активации «мора» заложен в полярных эмоциях – ненависти и любви. Проклятью подвергается только тот человек, к которому бедовый испытывает либо сильную ненависть, либо пылкую любовь и/или дружескую крепкую привязанность. Во втором случае это может стать элементом отката – бедовый не имеет возможности построить отношения и позволить себе пойти с кем-то на эмоциональное и физическое сближение. Кроме того, при воздействии на чужой организм сам бедовый начинает ощущать, как с его другом/любимым/врагом начинают происходить изменения – это выражается в чувстве боли, характерной для пробудившейся болезни, тошноте, и прочих побочных действиях. При этом сам бедовый ничем не заболевает.
Воздействие на организм другого человека варьируется от времени, в течение которого это воздействие оказывается. Краткий контакт не скажется на том, с кем бедовый находится рядом, ничем, кроме простуды или общего недомогания (если человек в целом здоров), но чем дольше такой контакт будет длиться, тем более серьёзные последствия проявят себя в будущем (например, выявление раковых опухолей разной стадии, «осквернение» плода у беременных женщин). Важно, что бедовый не может «наслать» какое-либо конкретное заболевание на того или иного человека, а «вынимает» из родословной те заболевания, которые уже когда-то проскользнули в генетической памяти семьи. В случаях, если так вышло, что человек здоров как бык, провоцируется общее ослабление защитной системы организма, что приводит к заболеваниям из-за воздействия внешних раздражителей – вирусов, бактерий, паразитов и прочего.
• место в сюжете:
Больше интересует развитие персонажа в личных сюжетных линиях (этому способствует и характер персонажа), однако, не буду против поучаствовать и в сюжете, это поможет раскрыть персонажа с разных сторон.
• судьба персонажа:
Написать некролог в местной газете с известием о самоубийстве – только поэтично, пожалуйста.
• характер:
Шизоидный тип личности. Отстранённый и холодный как ледник, хороший слушатель, собеседник – ужасный. Лишнего слова из него не вытянешь, речь его насыщенная, но краткая, выдаваемая в час по чайной ложке лишь в рамках установленного разговора. Не умеет врать, зато мастерски уходит от вопросов и перепрыгивает с темы на тему, либо и вовсе поступает проще, разворачиваясь на пятках и исчезая, если ситуация вдруг начинает его слишком тяготить. Движения Токи выдают его скованный временем внутренний надлом – передвигается он машинально с марионеточной «грацией», быстрыми шагами пересекая улицы Хэйвена на почти не гнущихся ногах, будто торопится от чего-то скрыться. Он не из тех, кто резко отталкивает, язвит и срывается – скорее, из тех, кто держится на расстоянии вытянутой руки, поддерживая видимость социально приемлемого дружелюбия; впрочем, ответной улыбки от него не дождёшься. Он никогда не злится и никогда не радуется, непоколебимое самообладание соседствует в его образе с постусторонней лёгкой заторможенностью. Весь его облик сквозит вопиющей невзаимностью, неготовностью идти навстречу, что вызывало в окружающих жалость по отношению к Токи лишь до периода его пубертата, теперь же – ответную неприязнь как реакцию на неверно распознанную надменность. Таким одиночкам как он не место в притёршихся кирпичами местах вроде Хэйвена – хотя Токи эгоцентрически считает, что места ему нет вообще нигде.
Отец: Паси Юнгве Киттельсен (человек, проживает на родине в Норвегии, на данный момент на связь не выходит);
Мать: Шарлотт Хизер Палмер (бедовая, покончила с собой 25 февраля 2020);
Две тётки «старые девы» по материнской линии: Далия и Клаудия Палмер, бедовые;
Также есть старший сводный брат со стороны отца (живёт в Финляндии), с которым Токи виделся пару раз в жизни, в социальных сетях мелькают друг у друга на глазах, но фактического общения и взаимопонимания не установилось.
«...о принятии на работу в качестве рабочего-рыбака в команду при компании <<...>> шхуна <<...>>
...уверяет в том, что вам будет оказана всесторонняя поддержка для получения рабочей визы на срок <<...>>
...дата <<…>> подпись: P. Y. Kittelsen…»
От отца на память ему остались лишь осколки. Чудом сохранившийся поистёршийся временем контрактный листок со следами копировальной бумаги – очевидно, лишь снятая копия приглашения. Полноценный договор, может, пылится в отделе кадров, а, может, попал в шредер за истёкшим сроком давности. Это, по правде говоря, уже не так уж и важно – Токи, во всяком случае, пытается делать такой вид.
[indent]В определённый момент Штаты начали затягивать своим убедительным лоском успешного успеха простоватых, но свободолюбивых людей из Северной Европы – Паси с его неудачным браком за плечами исключением не стал. Норвежцу финского происхождения будто нигде не удавалось найти место – радикальная попытка притулиться за океаном напоминала отчаянный бег от самого себя; от не заладившихся отношений с сыном-подростком и прагматичной бывшей женой; от опостылевшего уклада Осло – там не было и толики морского очарования и сонной романтики, которую Паси умудрился отыскать в обособленном образе Хэйвена.
[indent]И в образе Шарлотт Палмер, что жила со своими старшими сёстрами в родительском доме неподалёку от пристани. Было нечто сказочное в таком образе жизни – впрочем, Паси всегда предпочитал идеализировать то, во что (или в кого) ему доводилось влюбляться. И если море его почти никогда не разочаровывало, то Хэйвен весьма скоро показал зарвавшемуся полукровке свои спрятанные за густой сединой зубы.
Haven’s Weekly…………………………………………………………………………………September <<…>>th, 1995
«...сообщается о множественных беспорядках...
...ельсен был ранен в уличной перепалке... утверждает, что конфликт произошёл на фоне национальной неприязни...
...источник поведал, что у мистера... ранее было диагностировано...
...усугубилось...
...предположительно из-за ножевого ранения...»
Шарлотт хранила эту трухлявую вырезку с сошедшим слоем некачественной типографской краски – Токи мог лишь глумливо догадываться, зачем. Чтобы обелить себя в своих глазах; чтобы убеждаться каждый день, что нет ни в чём её прямой вины; чтобы тыкать маленького сына носом в эти буквы, с вставшими в глазах кипучими слезами доказывая, что отец ушёл не из-за неё.
[indent]Папа ласково называл его Токи – рассказывал по-норвежски северные сказки о троллях, инистых великанах, богах и трикстерах. От мужчины пахло морской солью и прохладной свежестью – так детские воспоминания выстроили в голове мальчишки образ человека, которому не было суждено жить в воспрянувшем хэйвенском аду; может, только где-то там, в прорезях фьордов, в доме, на крыше которого причудливо росли ёлки и паслись забавные козочки. Паси обещал сыну, что однажды увезёт его в место, где горы подходят своими вершинами так близко к нему, что кажется, будто можно достучаться до богов.
[indent]Обещание тот, впрочем, так и не исполнил.
[indent]Постоянное продление рабочих виз, долгие отсутствия, да и собственный ветреный дух уже подводили Паси к решению оставить очередную женщину – ломать не строить. Подстроенное рождение ребёнка ненадолго задержало его возле Шарлотт, очевидно, росшей в атмосфере холодного мрачного забытья семейных ценностей Палмеров – в её семье никто никого не любил. Токи помнит подколки и отпускаемые тётушками в адрес матери и отца шпильки – на мальчишку женщины и вовсе не смотрели, воспринимая его не то пустым местом, не то предметом интерьера. Сколько бы дряни женщины ни выливали на фамилию Киттельсен, но одна гадость запомнилась Токи ярче всего.
«...ты и твой выродок сгноят весь город, а он станет первым...»
Сказка с североамериканским неоготическим флёром начала обрастать нешуточной реалистичностью. Злое пророчество, начертанное ни картами, ни кофейной гущей, а простыми фактами, сбылось – и когда диагноз в виде раковой опухоли в области кишечника был объявлен, время пребывания Паси на чужой земле истекло.
“– Pappa, hvor skal du?
– Jeg skal tilbake snart, Toki.
– Kunne jeg gå med deg?
– Toki, jeg har ikke…
– Pappa?
– Ikke rør meg!”
Последние слова родителя перед долгой разлукой будут проворачиваться в мозгах Токи остаток его жизни в Хэйвене. Они будут отдаваться болезненной пульсацией в голове после очередного несправедливого обвинения матери; потом – критикой педагога в школьном оркестре – «Киттельсен, у тебя не руки, а куриные лапы»; и далее и далее, пока мальчишка жил в пределах Хэйвена.
[indent]Он искренне ненавидит это гнусное место, видя в его простоватых серых очертаниях следы немой истории – ничего конкретного, лишь слухи да газетные коллажи из чужих трагических судеб; какая-то оборвалась мистически аккордом, какая-то банально и прозаично. Должно быть, дело и не в городе вовсе, но в тех, кто стал для Токи его олицетворением – три женщины с разницей между собой в пять лет, что довлели над ним точно норны над домотканым полотном мирского уклада. Пересечение «стрит» и «авеню» по-мондриановски выглядят клетью для пожизненного заключённого – когда после занятий в церковном хоре ему оставляют на лице след от удара скобой на уголке увесистой Библии, Торкель решает, что он во что бы то ни стало покинет это место.
[indent]Ему казалось, что это лишь вопрос времени.
[indent]Лучше могло быть где угодно, но только не здесь – даже за полярной гранью не было также холодно как в наследном доме Палмеров, где клавиши потомственного фортепиано казались теплее, чем касания рук членов семьи. Не было побоев, никто никого не морил голодом, даже криков не было – складывалось ощущение, что Токи живёт на кладбище, а растят его призраки, задавая ортодоксальный тон всему его воспитанию. По большей части здесь все молчали, а если и говорили, то лишь для того, чтобы выдать очередную непрошеную критику, жалобу или грубоватое оценочное суждение – впрочем, без непечатной риторики. Касания были запрещены, почему так – ему никто вразумительно так и не объяснил, бросая загадочные отмашки «таков наш долг – жить в отчаянии и самоотречении».
[indent]Текст иногда менялся, но сущность оставалась одна – даже когда Токи ничего не спрашивал.
«...рады сообщить вам о зачислении... на факультет “органная и церковная музыка”... признаёт действительными ваши навыки и языковой сертификат...
...ректор факультета... норвежской государственной музыкальной академии...
...желаем удачи!..»
Удача ему не поможет. Годы надсадного существования в потёмках семейственного чувственного окоченения разбавлялись одной только мечтой – уехать любой ценой, покинуть не только этот город, но и эту страну, и этот проклятый континент. Друзей у Токи так и не появилось – не сказать, что никто не проявлял к нему интерес, но внушаемый с детства страх перед эмоциями и отшлифованная постоянной муштрой отчуждённость дали свои плоды – в Хэйвене Токи ничего не держало.
[indent]Когда отец смог выйти со своим заболеванием на ремиссию, он всё же заново воспылал родительскими чувствами к внезапно брошенному сыну – три года молчания прервались аккурат на день рождения Токи. Переписка на родном языке Паси (и, как думал Токи, его тоже) стала делом обычным – призрак другой жизни без натянутых нервов и звенящей тишины в доме, полном народу, маячил перед глазами лихорадочной тенью. Токи уедет, очень скоро уедет, папа заберёт его отсюда, а если не заберёт – то он сам выберется. Выкарабкается, держась ломкими пальцами клавишника за скалистые выступы страны, которую он видел только на картинках.
[indent]Годы упорных подготовок до кровавых мозолей затмили детские радости жизни – отцу было достаточно лишь один раз заикнуться о наличии международной музыкальной академии в Осло, чтобы Токи воспринял это как прямую указку к планомерному действию. Если при наличии странной семейки у него ещё был маломальский шанс социализироваться среди сверстников, то с появлением совсем не ребяческого фанатичного устремления он и вовсе сгинул.
[indent]Но он добился своего, упорно скрывая от Палмеров цели таких стараний – сопровождение церковных служб игрой на органе, дополнительные уроки в школе, тайное чтение норвежских книг, присланных отцом, и оформление документов в сжатые сроки сразу после наступления совершеннолетия; работы у него было достаточно, не считая урываемых подработок по половине почтальонской ставки. Лучше маленькие деньги, чем никакие, решает Токи – а за океаном отец пообещал помочь.
[indent]Это обещание он всё-таки исполнил.
« – Ты разбиваешь мне сердце, Торкель...
– Невозможно разбить то, чего нет, ма...»
Злое отчаяние кипит с подступившими к горлу слезами – он любил мать той безусловной детской любовью даже тогда, когда она в очередной раз осыпала его христоматийными проклятьями, всё твердя свой набивший оскомину бред о его принадлежности Хэйвену. Это ему всё опостылело, но трубку он не смог бросить даже тогда, когда в голове звенело от чудовищной контузии – страна скорбела, ведь террористический акт сначала в Осло, потом в Утойе стал для Норвегии точно 9/11 для Штатов.
[indent]Она всегда бросала трубку первая – с каждым годом её увещевания обрастали всё большим безумием – и Токи бы солгал, если бы сказал, что стоически не поддавался его влиянию. Что-то происходило на том конце провода, передававшего электрические разряды мелким покалыванием в щёку, оставляя никак не проходящее чувство тревоги. Оно не отпустило даже в тот день, когда у него были все шансы отдать богам душу, если бы он вышел из снимаемой с другими студентами квартиры чуть раньше и оказался поближе к очагу взрыва. С того времени, казалось, колесо неопределённого страха только пуще раскручивалось, наращивая скорость вращения с геометрической прогрессией.
[indent]Он учится, работает и творит, насколько позволяет ему копящаяся в жилах усталость – не только играет, но и рисует на уровне любителя, осваивает на факультативах другие инструменты, начиная классической гитарой и заканчивая старинной тальхарпой. Близкое общение так ни с кем и не налаживается, но, по крайней мере, растёт некая воспитанность, сдерживающая напускную надменность – должно быть, за неё Токи и били одноклассники в Хэйвене. Но только не здесь – европейский мир кажется цивилизацией нового уровня, в которой хотелось не просто вести себя как человек, но быть им. В родных пенатах, должно быть, о его существовании и вовсе забыли – но всё нарастающая тревога иррационально подсказывала Токи, что это было отнюдь не так.
«...ты должен приехать... обязан...
...разве ты забыл о долге, который все мы несём?..
...забыл о том, что ты – Палмер?..»
Он любил эту одинокую бездушную каргу, которую когда-то ещё мог называть мамой. Любил воспоминания о тех редких моментах, когда она брала его ладони в свои и показывала, как надо их держать над клавиатурой – «представь, что сжимаешь небольшое яблочко». Мать была той злой движущей силой, которая отталкивала от себя Токи как полярный магнит – а теперь её не стало, и её призрак требовал возвращения сына домой.
[indent]Гамма чувств захлестнула его в тот момент, когда он дочитал соболезнования поверенного – и он почти потерял сознание, когда встретился с отцом. Токи не помнит, когда в последний раз позволял себе так безумно сорваться на безразличие Паси – «hun var mora mi!» – но реакции отца на его крик ожидал какой угодно, но только не этой.
«...jeg har vundt… åh, så vundt…»
Возвращение опухоли после столь долгой ремиссии стало неожиданным ударом под дых – и Токи сдался на милость судьбы. Обуяло прозрачное понимание того, отчего у него не складывалась жизнь даже тут, в процветающей стране творческих возможностей, где он мог применить свои навыки в экстремальных и мрачных видах музыки. Он родился в Хэйвене – там же, стало быть, и суждено ему подохнуть.
[indent]Город снился ему в беспокойных снах, оставляя отпечатки на днях Токи, лишая ночного умиротворения. И теперь, как почти невозможные одиннадцать лет назад, он вынужден вернуться в город, где его вдруг узнают и принимают обратно – без тепла и объятий, но с молчаливым кивком, бесцветным соболезнованием и замечанием, что он почти не изменился. Чуть возмужал, прибавилось заломов первых морщин и блэкарьской длины волос, но в целом – всё то же замученное прозрачное создание, находящееся в плену своих собственных тайн и страстей, которыми он не в состоянии ни с кем поделиться.
[indent]По заверениям материнских дневников, которые Токи нашёл в доме его тёток, так будет лучше и безопаснее для всего мира.
• связь.
Discord: Dorkman#8081 | |
