Оставь меня одну
Ведь мне больше не больно разбиваться на части
Я к тебе больше не приду
Ведь мы стали другими, и нам больше не страшно

— Брат - Ethan Wood
Отчим — Роджер Гилмор
Отец — Генри Вуд
Мать — Линда Грейс Вуд (Маккинни в девичестве)
Дядя (брат отца) Марк Вуд
Тетя (сестра матери) — Матильда Маккинни

— может будет когда-нибудь тот, кто настолько отчаян, чтобы связаться с Рикки

— А-МЕ-РИ-КА. Более дурацкого и несуразного имени трудно придумать. Всегда было интересно, что у родителей было в голове, когда мне дали это имя? В детстве я его вообще презирала лютой ненавистью, мечтала, что однажды сменю его на какую-нибудь Дженнифер или Кэролайн. Или Кэтрин. В то время, мне казались эти имена куда более благозвучными и адекватными, чем моё собственное. Потом я привыкла, смирилась, сократила до Рикки и махнула рукой на это дерьмо.

Знаете, бывает так, что ты живешь семнадцать лет, и все в твоей жизни хорошо, кроме всратого имени. Во всяком случае, ты не сразу ощущаешь, что происходят изменения, не сразу понимаешь, что правильно, а чего быть не должно. Так вот - это всё не про меня. Не помню точно когда, но видимо с того самого момента, как я научилась думать, я поняла, что особенная. Я поднимала игрушки и вещи одной силой мысли. И это было нашей с Этаном маленькой тайной. Взрослые, разумеется, не верили в наши россказни, а когда я пыталась доказать, то у меня почему-то не выходило. Поэтому, в конце концов, и я, и Этан перестали говорить кому-то об этом вслух. Но это случалось, и это стало для нас чем-то в порядке вещей.

Чем старше я становилось, тем любопытнее мне было, что я могу. Я могла часами усиленно пялиться на какую-то вещь, заставляя двигаться. И постепенно у меня это стало получаться все лучше и лучше, хотя это и было физически тяжело. Но осознание своих способностей не сделало меня изгоем. Наоборот, я всегда была активным и жизнерадостным ребенком, пусть местами упрямым и вредным. Но недостатка в общении я никогда не испытывала. Рядом со мной всегда был брат, меня окружала большая папина семья и Матильда, а в детском саду и в школе я никогда не испытывала недостатка в друзьях или во внимании. В конце концов, если мне не хватало общения - я его находила, просто бесхитростно подкатывая к любому понравившемуся мальчику или девочке. Если я испытывала дефицит внимания, то я и это легко исправляла.

Ощущение неладного легко тревожной занозой поселилось у меня, когда мы переехали из папиного ранчо в другой дом, в другом городе. Мне совсем не хотелось уезжать, но мама очень хотела "свой дом". Я искренне недоумевала, чем ей не угодил прежний. Она пыталась мне объяснить, но я окончательно запуталась, лишь пообещала ей, что дам новому дому шанс.

Чтобы нам не было так грустно, папа привел Рокки. Это совершенно особенный пес, к которому я прикипела всей душой. Он утешал меня в плохие дни, не отходил от меня, когда я болела, делясь своим тепло и поглядывая на меня преданным собачьим взглядом. Мне кажется, что Рокки понимал всё - лучше, чем кто-либо еще. Негласно, но он стал моей собакой, хотя одинаково радовался и Этану, и папе, и маме. И я отвечала ему взаимностью.

Подростковые годы ознаменовались для меня бурлением бунтарской крови в венах. От кого нам с Этаном такая искра досталась сразу же становится понятно, когда люди видят нашу тетушку Матильду. Несмотря на свой возраст, тетя жила бурной жизнью, путешествуя везде и всюду. Она громко смеялась, ругалась отборным матом и много курила. А еще у неё в запасе была невероятная масса историй, которыми она охотно делилась со мной и Этаном. Поэтому, нам с ней было гораздо интереснее, чем с другими родственниками. В конце концов, она разрешала нам то, за что мама нас просто прибила бы. Я её обожала - Матильда была для меня лучшей подружкой. Ей я могла доверить любые свои подростковые переживания. Она забирала меня с тусовок. Матильда помогла мне пережить мое первое похмелье - именно она держала мои волосы над унитазом, пока я выплевывала остатки вечера, а затем притаскивала мне холодную шипучку и жирный завтрак, который буквально заставляла есть. Она меня учила краситься и одеваться. Я переняла её музыкальный вкус и манеру держать вальяжно сигарету. И она же выдала мне пачку презервативов, когда я восторженно рассказывала о первом поцелуе.

Помните о тревожной трещине, которая появилась после переезда? Когда мне исполнилось пятнадцать, эта трещина стремительно поползла дальше, после того, как мама усадила нас с Этаном за стол и поведала, что они с отцом разводятся. Я давно замечала, что у них все разладилось. И где-то глубоко внутри даже ожидала услышать страшное слово: "развод". Но не хотела. И вот теперь, мой страх воплощался в реальность.
Я долго всхлипывала брату на плечо, под его хмурые вздохи.

Следующим шоком для меня стало появление Роджера, который занял папино место спустя несколько месяцев. И играть в понимание и толерантность я не стала. Если раньше я старалась быть более послушной и хорошей с виду, то теперь мне стало плевать. Я перестала уважать маму - для меня она выглядела предательницей, которая быстро затащила к себе в койку первого попавшегося мужлана, даже не спросив нас с Этаном. И уж тем более я не хотела уважать этого мерзкого и противного борова, который тут же принялся корчить из себя главного. Меня раздражало до отвращения все в нём. И тем не менее, что-то внутри меня шептало, что он угроза для меня. Я ненавидела, боялась, а потому старалась избегать. А вот он, наоборот, цеплял меня изо всех сил. Критиковал мои наряды, контролировал все мои передвижения, запирал дома и отбирал карманные деньги, хватал за руки так, что оставались синяки. Этану доставалось не меньше моего.

Но апогеем всего этого стало, что мать отдала нашего пса, потому что у этой скотины Роджера была аллергия. Это было за гранью моего понимания. Я четко осознала, что мы в этом доме лишние, мать плевать на нас хотела - центром её жизни стал Роджер. Мы с Этаном метались по всему Дерри, выискивая Рокки. Это просто разбило меня на части.

Но даже все это можно было пережить.

Однажды Роджер напился, матери не было дома, а Этан выступал в клубе, куда и звал меня, чтобы помириться. Но Роджер запретил мне идти, а у меня не хватило духу спорить с ним и я вернулась к себе. Он поднялся следом ко мне в комнату и снова стал прикапываться. Я не стала это терпеть и на этот раз в долгу не осталась. Он стал обзывать меня шлюхой, после чего кинул на кровать и навалился своим жирным телом на меня.

- Ты же все это делаешь специально, да? Одеваешь свои короткие юбчонки, думаешь, я не вижу, что тебе хочется, маленькая шлюшка!

Его пальцы залезли ко мне под одежду. Я изо всех сил вырывалась. Я пыталась настроиться, чтобы притянуть что-то мысленно и ударить его, но вместо этого вещи просто хаотично подали со своих мест или отлетали в противоположную сторону. Мне не оставалось ничего другого, кроме как кричать, что есть силы.

- Кричи, все равно тебя никто не услышит.

Я вырывалась, плакала, умоляла. Но ничего не помогло.

После того, я несколько дней просто лежала в кровати и не хотела ни с кем говорить. Я ощущала себя униженной и разбитой, я поняла, что нахожусь в постоянной опасности и не могу так жить. Я решилась рассказать все маме, надеясь, что она, наконец, поймет, с кем живет. Но этого не случилось. Она смотрела на мои слезы и утверждала, что я вру. И чтобы я не смела больше никому эту ахинею нести. Это было тем самым ножом в спину. Я позвонила Матильде, умоляя её встретиться. Она должна была вернуться домой на выходных, и оставшиеся несколько дней до её приезда я зачеркивала в календаре.

В день икс, я побросала кое-какие вещи и рванула к ней. Но Матильда не смогла приехать, а я не хотела возвращаться домой. Так что на попутках я добралась до Хэйвена, к отцу. Туда же заявились спустя пару дней Роджер с матерью, устроив настоящий скандал. Меня силой и угрозой вернули обратно домой, где я не могла спать спокойно.

Тогда я не выдержала и поборов стыд, рассказала обо всём Этану.

• связь.
да есть уже