if you're gonna be two-faced at least make one of them pretty

За всю свою будто бы бесконечно долгую жизнь ей довелось поносить множество имен и еще большее множество лиц. Большинство из которых, в свою очередь, она в принципе уже и не помнит. Память, знаете, неважная,  с самого первого имени, с самого первого лица — да и то помнить это большинство, как оказалось, совсем не нужно. Зачем, если есть бумага? Зачем, если та может сохранить все за тебя?

Единственное имя, что она до сих пор помнит столь же ярко, сколь помнила бы, коль его б дали ей только вчера, — это то, которое она дала однажды себе сама. Совершенно случайно, того не понимая, даже не представляя, что отныне именно его будут давать ей и другие. Из раза в раз. Будто это и было ее настоящим именем с самого начала.

Куколка.

Фарфоровая, хрупкая, прелестная куколка. Одна у нее такая была. Ее звали Доротея. “Дарованная богом”, а точнее родителями — привезенная ими из загадочной, далекой Европы, в которой малышка сама никогда еще не бывала и которой, если доверять родословной, она по крови и принадлежала. Только вот в этом почему-то многие сомневались. Даже сами родители.

Среди слуг поговаривали, что девочку в семью подкинули индейцы. Право, не мог столь красивый ребенок родиться у столь уродливых родителей — наверняка, в этом замешана нечистая сила, наверняка, тому виной нечестивые аборигены. И то, что внешность у нее далеко не индейская, никого особо не беспокоило. И не должно было.

Ведь Латинская Америка, только-только обретшая долгожданную независимость, краснолицых все еще недолюбливала, всеми возможными способами. Аргентина в том числе. В нее, задолго до рождения Хелин, — так Куколку назвали в самый первый раз — семья Де Грот и перебралась, еще в 1840-е годы. Новое независимое государство тогда охотно начало привлекать иностранцев для освоения земель и упрочения власти европейских “завоевателей”, и нидерландский бизнесмен, Филипп Де Грот, воспользовался этой возможностью. Его большая семья, состоявшая на тот момент из трех детей (а потом, в годы наибольшего процветания, и из всех шести), разумеется, поехала вместе с ним.

Хелин к своему несчастью родилась в те самые годы наибольшего процветания, да родилась не абы какой, а шестой. Шестой красавицей после пяти девочек, всех как на подбор неказистых и страшненьких. Словно назло всем — и, в первую очередь, самой себе. Ведь эта красота не принесла ей ни счастья, ни удачи, ни любви. Та привлекла к ней лишь ненужное внимание. А за ним постепенно и ревность, и неприязнь, и злобу. Наконец, жестокость, которую по детскости своей она не могла понять и толком осудить. Впрочем, как и ее дорогие сестры.

Какая досада… маменька, куколка сломалась!

Развлечения в аргентинской глуши у детей были… своеобразные. Слуги и рабы, которые к этому времени все еще активно и бесправно существовали, оказались отличными игровыми компаньонами и, к тому же, удобными мишенями. Для различных издевательств, разумеется. Но интереснее всего ведь издеваться друг над другом, верно? Поэтому на досуге старшие занимались воспитанием младших — более всего воспитывать было необходимо, по их соображениям, именно Хелин. Больно уж она мила и красива, непорядок.

А воспитывали ее действительно очень старательно. Одна из старших сестер, например, усаживала девочку перед зеркальцем и расчесывала ее длинные шелковистые светлые волосы — так расчесывала, что чуть ли не выдирала их с корнем, а потом ими же ее любовно душила. Еще однажды, к примеру, для Хелин провели трогательную церемонию принятия в семью: сбросили с лестницы. Затем, чтобы у малышки было хоть что-то от ее родителей. Уродство, например. Вот, с того момента она начала, как и отец, едва заметно хромать.

О подобных шалостях, впрочем, родителям было не принято рассказывать. Да и они были заняты несколько другим: ведением хозяйства, сохранением бизнеса, а затем и просто выживанием. Ведь политическая нестабильность и экономический кризис в стране их в один момент чуть не разорили. Единственным выходом было Аргентину вовсе покинуть — уехать в поисках лучшей жизни обратно домой, в Европу. Если не к себе на родину, в Нидерланды, то хотя бы куда-нибудь еще. Например, в Великобританию.

Дальше Ливерпуля — порта, до которого легче всего было сходу добраться, — они, впрочем, не стали и думать. Осели прямо там, в надежде, что столь динамично развивающийся город столь же динамично принесет им деньги. Только вот он их динамично проглотил...

Так уж вышло, что в этом месте Де Гроты потеряли еще больше. Поддержки искать было более неоткуда. Пришлось использовать накопленный за все эти годы драгоценный ресурс — любимых дочерей. Кого могли, в общем-то, раздали по приличным домам, за хорошее приданое, разумеется, а вот младшей и самой красивой уготовили участь куда более жестокую. Ее вознамерились продать, да подороже других.

Хелин Де Грот пристроили нянькой в семью одного очень влиятельного политика. Ребенок, за которым ей предстояло присматривать, отличался дурным поведением и еще более дурной особенностью — он был невероятно одарен, причем всем, чем только можно было. Капризный и психологически нестабильный, он требовал особого ухода, и девушка могла такой уход предоставить, благо, как оказалось, была одарена не меньше его самого. Параллельно, конечно же, как надеялся отец, она могла бы помелькать своим прекрасным личиком на горизонте, попасть в расположение главы семейства и либо стать его любовницей, либо пробиться в любовницы (или даже, чем черт не шутит, в жены) к кому-нибудь еще.

Только девушка привлекла совсем не тех, кого можно было ожидать, и уж точно совсем не тем, на что она сама всегда расчитывала.

Она привлекла пустых. Сначала одного, совершенно случайно и для себя даже приятно. Затем и нескольких других. Те предложили ей непомерно многое: власть, деньги, относительно здоровую семью и, наконец, бессмертие. Вечную молодость, а значит и красоту — то, что она, благодаря своему тяжелому детству, одновременно и презирала, и ценила в себе, и хотела продолжать ценить еще очень долго. Как водится, за весьма определенную плату. Которую девушка была готова уплатить.

23 декабря 1890 года ребенок пропал. Родители забили тревогу сразу же, надеясь на то, что успеют его, потерянного, чудом найти и, если надо, спасти. Надежда, впрочем, была в данной ситуации совершенно ни к чему. Ведь к этому моменту мальчика уже давно съели. И забрали вместе с ним юную Хелин.

С тех пор в её древнем, обветшалом блокнотике — маленькой телефонной книжке, прожившей вот уж несколько веков — это имя затерялось среди десятков иных. Одно сменялось другим: фамилия, страна, город  и лицо, история — все зачеркивалось и записывалось вновь, любовно от руки.

Единственное оставалось неизменным. Куколкин обширный функционал. Примкнув к рядам пустых, она буквально в одночасье стала связующим звеном цепи поставок пара для Узла: для соблюдения всех формальностей, её назначили попечительницей фонда поддержки одаренных детей, которым дьяволы тайно заведовали с начала XX века. Девушка стала главным распорядителем всех благотворительных денег, которые направлялись на содержание специализированных школ и других учебных заведений в Европе, и их главным исполнителем. Именно она следила за тем, чтобы подотчетные пустым структуры продолжали свою деятельность без проблем или, боже упаси, трагедий, ну и, разумеется, периодически отбирала среди одаренных особенно одаренных и аппетитных. Даже после ликвидации британского штаба Куколка продолжила свою деятельность все так же в Европе, поддерживая связь с американскими товарищами и по доброй памяти то и дело отсылая им пар — в качестве подарка на новый год или просто в моменты особой голодухи. Сама же, впрочем, ехать за ними не стремилась. Новый Свет все еще отзывался в ней неприятными воспоминаниями, так что она решила повременить. Дотянуть до того момента, когда она понадобится семье вновь.

И этот момент однажды все-таки настал. Услышав новости из Ивелбейна о распаде Узла, Куколка поняла, что пора готовиться. К чему-то куда более серьезному, чем все то, что происходило с ними до этого. И она подготовилась. Обновилась, заранее снова вышла замуж, за все того же, за кого выходила, должно быть, уже раз десять, передала тому запасы пара на черный день, а сама (правда, спустя только несколько лет — надо было ведь всю свою прошлую жизнь красиво завершить) все-таки полетела в Америку, в штат Мэн, летом 2020 года. По делам, семейным и рабочим, ну и ради своего дома, ради своей драгоценной пустой семьи.