Angelo Badalamenti - Laura Palmer's Theme
Солнце слепило глаза – его луч разрывался частым паническим дребезгом. Торкель открывает глаза, разбуженный будильником, щурится, смотрит сквозь скрещенные ресницы и понимает, отчего утреннее солнце мигало, точно диско-шар. Чёрный мотылёк, перепуганный инородной средой – средой тепла и света – торопливо бился о стекло, не зная, куда ему лететь, в какую сторону навострить тёмные пегие крылышки, лишь бы найти приют до следующего заката. На нижних этажах какая-то возня, но не беспорядочная, не чересчур громкая и не сумбурная – в движениях слышалась размеренность, в шагах относительная ровность. Тор вздыхает – он искренне надеется, что ему это не показалось, и поднимается с кровати, сдувая с носа спутанные кудри.
[indent]Мотылёк будто чувствует его присутствие. Он замирает симметричной кляксой на стекле, пытаясь притвориться кусочком грязи или жухлым листиком, прилипшим к окну – Торкель поднимает взгляд на пушистое укрывистое полотно таких же мотыльков с пухлыми брюшками и сонно движущимися антеннами усиков, напоминавших пушистые пипидастры. Они заняли собой стык двускатной крыши, и Тор, недолго думая, накрывает бедную маленькую образину ладонью, аккуратно сгребая в просторную клетку пальцев, и отпускает встревоженное создание, не успевшее сбить пыль с крыльев о ладонь. Мотылёк возвращается к своей колонии, теряясь в ненадолго замешкавшейся массе его собратьев, а после всё затихло. До вечера они не проснутся и Торкель им искренне завидовал.
[indent]Дом вздыхает, приветствуя юного хозяина. Желает доброго утра размеренным гудением водопроводных труб, пока он приводит себя в порядок в ванной комнате – Торкель здоровается в ответ, оглаживая мокрой ладонью покрывшийся тёплыми каплями кремово-белый кафель в душевой кабине. Волосы чуть мокнут на затылке, основная масса же остаётся сухой, забранная в плотный узел на макушке – в сонную голову лезет воспоминание о странном сне. Сон казался тогда реальным настолько, что не возникало даже сомнения в подлинности творящихся событий – сияние луны, отразившееся в загадочном взгляде из-под нависших, томных век, блеск каролингского меча, вдруг сменившегося на тихий шёпот над ухом, оказавшимся его собственным, ощущение улыбки под собственными губами, и чувство безграничной безопасности и спокойствия.
[indent]Дрожь прошлась по плоскому, чуть запавшему животу. Предупреждая возможные последствия слишком вдумчивого следования за соблазнительными ласковыми образами из подсознания, Торкель резко выкручивает рычаг холодной воды, обдавая себя ниже шеи ледяными брызгами. Хочется воскликнуть от такого контрастного душа, но он лишь часто моргает, думая, что теперь-то он, наконец, проснулся. Возня на первом этаже, в кухне, где ещё сто лет назад хозяйничала только прислуга, стала слышаться явственнее – а в нос, помимо ненавязчивого запаха геля для душа,  ударяет запах чего-то печёного, но не жжёного.
[indent]Мама пришла в себя и решила приготовить завтрак?
[indent]– Ма?
[indent]Женщина неторопливо, будто немного заторможено, хлопотала на кухне – Тор, переодевшийся в чистую, свежую, но немного мятую одежду, застыл в дверях, растирая мокрый затылок. Утро бабьего лета веяло лёгкой прохладой сквозь приоткрытое окно.
[indent]– Кофе? Я себе сварила слишком много, – предлагает Шарлотт, оглядываясь на сына – у обоих ленные взгляды, застывшие друг в друге в лёгком безразличии с чуть заметной ноткой аристократической надменности. Палмеровский взгляд – но Тор кивает, зная, что ничего предосудительного этот взгляд не несёт. Если несёт хоть что-то вообще.
[indent]– Купишь мне сигарет после школы. И пива – я знаю, что тебе продают.
[indent]– Может, хотя бы сутки побудешь трезвой?
[indent]– Может. Я ещё не решила.
[indent]– Сигарет возьму.
[indent]Ответом служит чуть раздражённый вздох и многозначительное молчание – люди в этой семье умели, как никто, общаться жестами и закатываниями глаз, понимая чужое настроение с полувздоха. Торкель в безмолвии пьёт кофе, заедая яблочным пирогом. Потом берёт деньги, оставляя полотенце на спинке кухонного стула – снаружи ждал велосипед, на вешалке в коридоре, расчерченном узорами старого витража, висел чёрно-бело-красный свободный свитер и почти пустой рюкзак. Внутри – лишь пара тетрадей, бумажник, книжка с иллюстрациями Артура Рэкхема и шариковая ручка с карандашом. Мысли о рисунках и сказках, которые следовало сдать сегодня в библиотеку школы, наводят на воспоминания о неуловимом изяществе, которое он, определённо, видел прежде не только во сне, но и наяву. Тоненькие крылатые юноши из мира фей, их заигрывающие раскосые взгляды, и яркость белоснежных искренних улыбок с толикой лукавства – Тор думает о них всю дорогу до школы, заслушавшись новой плёнкой в кассетном плеере, которую ему дал на оценку сын пастора Морроу – Ривер. Но думает парень вовсе не о том, как отблагодарить за хорошую музыку, отбивавшую ритм в наушниках – Торкель никак не может сбросить с губ ощущение, будто им хотелось кого-то поцеловать. Странно – для него слишком странно; и почему-то ему кажется, что это напрямую связано с уже почти выветрившимся из головы сном.
[indent]Школа встречает его разбежавшимися врассыпную детьми и целенаправленными сплетнями, шушукающимися у Торкеля за спиной. С момента инцидента прошло чуть больше двух недель, а домыслы и красные словечки, дополнявшие истории якобы очевидцев и их дальних родственников по линии свояченицы,  всё ещё были предметом его личного дискомфорта – впрочем, едва ли кто-нибудь заметил бы это в странном однокласснике-переростке.
[indent]Библиотека дышит шелестом страниц – расставаться с книгой не хотелось, и библиотекарша с чуть заметной улыбкой это заметила, но продлить бронь не предложила; впрочем, Тор знал, что если бы он попросил, то эта женщина бы ему не отказала. Рассудив, что он опаздывает на факультатив английской словесности, парень торопится скорее выйти из библиотеки и добраться до своего шкафчика, чтобы забрать нужные книги – но что-то заставляет его обернуться, пока он возится с замком, будто кто-то невидимый нежно вздохнул над ухом; совсем как во сне. Торкель оборачивается и видит перед собой – ожившую иллюстрацию из книжки. Лёгкое мгновение широкой счастливой улыбки, которое мерещится двадцать пятым кадром, поскольку почти тут же оно исчезает – желание идти на уроки отпадает напрочь.
[indent]Ренджи, оказавшийся мальчиком, прячет лицо, случайно или намеренно – Тор не может разобрать, как и не может улыбнуться в ответ; мышцы будто заклинивает, и лёгкий паралич осознания сковывает тело. Мальчик сегодня ему снился. Может, не один лишь он, но в том числе – теперь Торкель совершенно был в этом уверен. Хочется пойти следом, шпионя, но он осаживает себя, думая, что это странно, неприлично и вообще – Ренджи всего четырнадцать, насколько он знал из не самых достоверных источников. Мог и ошибаться, но лёгкость и хрупкость вкупе со смущением и неловкостью в новой обстановке толкают на то, чтобы найти паренька в стенах школы – хотя бы ради того, чтобы сказать «привет».
[indent]– Привет. Можно?
[indent]В классе не было никого, не считая Ренджи и тёплого солнечного света с персиковым оттенком, чуть напоминающим закат, даром, что солнце сегодня ещё даже не достигло своего зенита. Тор топчется у входа, заложив ладони в задние карманы джинсовых брюк, чуть поддев вверх свитер – удостоверившись, что его заметили, он проходит внутрь, предварительно оглянувшись через плечо. Учителя нигде не было – хорошо.
[indent]– Как ты?
[indent]Картинка почти поражала своей композиционной чистотой и правильностью – будь у Торкеля Polaroid с чёрно-белыми кадрами, то обязательно бы запечатлел её на глянце фотореактивов. Он проходит к ряду парт, выстроенных вдоль вытянутых широких окон, и облокачивается об одну из них – ту, что была от Ренджи по диагонали.
[indent]– Никто не обижает?
[indent]Вопросы звучат странно, как будто безучастно, но любой, кто знал Киттельсена хотя бы немного, понимал, что если бы ответ его не интересовал, то и вопрос не прозвучал бы вовсе. Но Ренджи тут новенький – совсем один в классе отстающих детей со своими особенностями, и отчего-то Тору казалось, что мальчику тут совсем не место; ведь он успел чуть-чуть узнать его.

Отредактировано Torkel Kittelsen (2022-03-05 20:18:09)

Akira Yamaoka - Hometown
Мальчик замешкался, путаясь в лучах осеннего солнца. Оно греет, морит своей лаской, и Торкель невольно вспоминает о крохе-мотыльке, что пытался сегодня спрятаться от него на виду, притворившись спящим. С мотыльком было проще, ведь он не требовал объяснений, к нему не был необходим индивидуальный осторожный подход, в котором Тор был профаном – всё, что было нужно, так это аккуратно сложить пальцы клеткой и выпустить мотылька к множеству его индивидуальный копий. Но Ренджи мотыльком не был – растерянно собрав разбросавшуюся канцелярию, он принимает устойчивое положение, будто бы даже расслабленное, самоуверенное. Однако чувствовалась в этом попытка в напускное бахвальство – и Торкель не мог его за это винить. В новой месте всегда возникают сложности – особенно тогда, когда виной большинству этих сложностей является языковой барьер.
[indent]Равно, как и сейчас – «соитие» так сильно бьёт по барабанным перепонкам, что Тор даже никак не реагирует, не успевает. До разума смысл происходящего доходит слишком медленно – и Ренджи успевает поправить самого себя прежде, чем старший хотя бы попытается сделать какие-то неверные выводы. Впрочем, он и не собирался их делать – странное, неведомое прежде мягкое чувство робко скребётся в клети рёберной решётки, когда мальчик совершенно бесстрашно смотрит в глаза Торкелю; и не отводит. Смотрит внимательно, цепко, будто пытаясь найти во всём происходящем подвох – все, кто не знал странного ублюдка Шарлотт Палмер, что принесла его старшим сёстрам в подоле, думал, что у парня явно с головой не в порядке. Что в тихом омуте черти водятся – может, оно и так, но почти всегда Торкель молчал искренне потому, что ему совершенно нечего было добавить. Или он просто осторожничал, чётко подбирая слова и формулировки – вот прямо как сейчас.
[indent]– «Соитие», – начинает он тихим монотонным голосом, – это синоним слова «секс». Не волнуйся. Однажды я читал доклад перед всем классом и вместо «инерция» сказал «эрекция». Ничего страшного, тебе не стоит смущаться. Ошибаться – нормально.
[indent]И заниматься сексом – или соитием – тоже нормально, равно, как и испытывать эрекцию. Торкель, правда, опускает тот факт, что после этого его дразнили ещё примерно с месяц – и примерно столько же времени периодически караулили после уроков, чтобы окунуть головой в унитаз или просто побить за то, что странноватый придурок имеет наглость защищать себя словесно. Воспоминания не самые приятные – «будь честен, Джонсон, все мы дрочим, и ты тоже, а кто говорит, что не дрочит – делает это намного чаще остальных» – хотя и были свои бонусы в виде покрасневшего до состояния перезревшего помидора лица тупоголового злого увальня. Роксана тоже нет-нет, да упоминала ситуацию с истёкшим сроком годности, но в среде спермотоксикозных подростков волны смеха прекратились, стоило им всем как следует настрадаться от прелестей полового созревания уже к годам эдак пятнадцати. Когда у клоуна нет публики, то и цирк сворачивается сам собой – так было всегда, и, пожалуй, всегда так и будет.
[indent]Школа – место дрянное, и Торкель не может дождаться выпускного, на который он не собирался идти. Вместо выбора смокинга и девчонки, которую будет не стрёмно пригласить пойти вместе, он собирается подыскивать походный рюкзак попросторнее, чтобы уложить туда свои скудные пожитки и запрыгнуть на ближайший автобусный рейс до Бангора, а оттуда – на самолёт, перекладными до Осло, когда у него появится долгожданная студенческая виза.
[indent]Но пока он здесь – в светлом классе, дышащем свежестью остывшего за ночь здания, в компании мальчика, за которого не переставал отчего-то немного волноваться даже после того, как их встреча с разыскиваемым в шести штатах маньяком успешно завершилась. Свидание было не из приятных и наверняка оставило свой собственный след абсолютно на каждом участнике – но самый большой, пожалуй, на Бобби, которому пророчат казнь или как минимум несколько тюремных пожизненных сроков. Справедливость восторжествовала – а Торкель подтащил ученический стул, выдвинув его из-за парты, и, развернув спинкой к Ренджи, сел, уложив на неё предплечья.
[indent]– Молодец. Ты можешь за себя постоять – это очень хорошо.
[indent]А следующий вопрос ставит в тупик и самого Тора. Чуть нахмурив брови, он задумывается, опустив взгляд в эпоксидный пол и уперев подбородок в руки, сложенные на ребре спинки стула. Уроки у него есть – английская словесность начнётся через несколько минут, в рюкзаке за спиной лежал необходимый учебник «Методов риторики», и ему следует попрощаться с Ренджи и пойти на урок прямо сейчас, но единственный ответ, почему Торкель этого не делает, был до банального прост – он не хочет. Затылок пригревает солнце, он на несколько секунды прикрывает глаза, будто ужасно устал, и даже не дышит, пытаясь объясниться перед самим собой; а потом вдруг распрямляется.
[indent]– Не знаю. Я захотел увидеть тебя. Наверное, чтобы удостовериться, что ты в порядке. Немного поболтать. Но если я тебе мешаю, и ты хочешь, чтобы я ушёл – я уйду. Не переживай, я не обижусь.
[indent]Он смотрит с уверенным спокойствием на мальчика – тот смотрит на него, как будто на врага или поработителя. Не очень поняв такого настроения, Тор решает подняться со стула, чтобы после отправиться к выходу – и вот он уже поднимается, даже не рассчитывая на то, что сейчас его начнут просить остаться.

Отредактировано Torkel Kittelsen (2022-03-06 17:28:53)