Возбуждённо выхаживая по светлой принцесскиной комнате, по всем её возможным диагоналям, юная девушка ведёт монолог — страстный, пылкий и уже, надо признать, достаточно долгий. Её же властный голос, тем временем, будто бы ведя собственную жизнь, прямо как её пущенные до самой попы блондинистые волосы, разливается повсюду, переплетаясь с ароматом сладких духов и выбегающим из приоткрытого окна зимним холодком.

Он, этот голос, доносится и до ушей Америки. Так, будто бы издалека, будто бы через стену или с другого конца длинного пустого коридора. Отдаваясь эхом и, пожалуй, слабой болью в голове. Ну и ещё дикими вьетнамскими флэшбеками.

Честити как всегда щебечет обо всём подряд: о заунывной школе и не менее заунывном школьном совете, в котором она к своему несчастью состоит; о том, как её вновь на сегодняшнем заседании «принудили» (только по секрету: она сама согласилась) организовать очередное скучнейшее мероприятие, кажется, в честь какого-то там Международного дня; и о том, как она, сама по крови украинка, в этом мероприятии, тем не менее, не хотела бы участвовать.

[float=right][/float]

Что ж, ей можно только посочувствовать. Понимающе покивать головой. Всей своей напускной участливостью показать, как ты, на самом деле, клала один большой жирный хуй на все эти праздники. Ведь ты — сама Америка, и в твоей Америке сейчас, на минуточку, творятся вещи куда серьёзнее всего этого. Даже серьёзнее, чем грядущие президентские выборы.

Впрочем, на свою подругу саму по себе Рикки никогда бы ничего не положила. Не потому, что подруги они с самого детства, с самой подготовительной школы, нет. Просто в данной ситуации совесть не позволит — Честити ведь так старается! Из кожи вон лезет, чтобы как-то отвлечь, развеселить. Даже пускает в ход локальные мемчики и шутейки, воспоминания о бурной молодости и, разумеется, свою фирменную широченную улыбку, так прямо и говорящую: «когда ты собираешься улыбнуться вместе со мной?».

[float=left][/float]

Рикки хоть и с трудом, но всё же удаётся улыбнуться в ответ и благодарно кивнуть. Тут же эту улыбку отпуская. Возвращаясь с серьёзной и сосредоточенной моськой к самому главному на сегодня занятию — к домашке.

Уже несколько грязноватые волосы свисают хаотичными кудряшками над тетрадями, пока хозяйка пытается переписать неопознанные символы из одной из них в другую. Сидит на кровати, в позе лотоса, согнувшись в три погибели и облокотившись на согнутую в локте руку. Так она провела последний час — впопыхах воруя у своей одноклассницы ответы на ненавистные задачки по физике. Пока можно, пока дают. А такое происходит действительно редко. Обычно только по праздникам.

Последние несколько дней — исключение. Наверное, потому, что вид Рикки намекает на её академическую несостоятельность: с мешками под глазами, с впавшими щеками и, кажется, в начинающей подванивать одежде она выглядит... не очень здорово. Можно заключить, что девочка давно нормально не спала, давно плотно не ела, давно… не мылась.

Где-то под попой вибрирует телефон. Рикки заметно напрягается. Шустро нащупывает, приподнявшись, мобильник и с надеждой в глазах снимает блокировку.

"S." — светит больно экран прямо в покрасневшие глаза. Shithead, skankfuck, spermbag или просто stepfather, на случай, если отчим всё-таки сей момент потребует пояснить. Не хотелось бы его злить. И, раз уж на то пошло, хотелось бы как можно реже о нём вспоминать. Так что чем меньше с ним связано букв в контактной книжке, тем лучше. Определённо.

Только вот сейчас об этом как-то не думается. Руки с каждой следующей секундой начинают всё сильнее и сильнее дрожать. Надежда тут же испаряется, и её место занимает чистый концентрированный страх. Ну ладно, может и не концентрированный — перемешанный с усталостью и злостью. Но всё же страх, он самый, это точно.

Под беспокойный взгляд Честити и её ободряющее "ты можешь и не отвечать" девушка спрыгивает с кровати на пол и прошмыгивает мимо, прямо в личный внутрикомнатный... сортир. Пожалуй, самое безопасное место на планете. Закрывает за собой дверь, включает свет и, опасаясь, как бы не пропустить случайно этот звонок, берёт трубку. Молчит. Жмурится.

— Рикки?! Рикки?! — предсказуемо пьяно и потерянно восклицает отчим с той стороны. Можно подумать, что он даже беспокоится. Но Рикки знает, что это не беспокойство — во всяком случае, не беспокойство о ней. — Рикки, блять! Если ты... помолчишь... ещё раз... слышишь меня, мелкая шлюшка?! Если помолчишь...

— Да? — с трудом восстановив самообладание, подает голос она.

— Что это, блядь, за да такое, а?! Я тебя спрашиваю... слышишь меня? Где ты? — раздается скрип кресла — должно быть, Роджер, наконец, с этого кресла встал. А с него он встает действительно изредка. Разве что... от перевозбуждения. — А, точно! Мне похуй, где ты. Точно. Ты... будешь здесь. Сейчас.

— ... — не двигается, практически не дышит. Сжимает крепче телефон в руке. — Нет.

— Ты... будешь... здесь... сейчас. Здесь. Сейчас. Я хочу тебя... видеть. Ты меня слышишь?

— Ты пьян, — заявляет очевидное девушка в попытке его хоть как-нибудь сбить с толка. Или подпортить ему настроение. Может, тогда отчиму больше захочется не быть мудаком, а поплакать — за свою грустную, убогую мудачью жизнь.

Но за неё он, должно быть, уже и поплакал, и выпил, и даже подрочил. И теперь ему нужна она. Что называется, на десерт.

— Да, я, сука, пьян, а ты будешь здесь. Здесь. Сейчас. Здесь. Сейчас. — Повторяет он как мантру, как магическое заклинание. Не напоминает, почему Рикки обязана быть "здесь и сейчас" — она и сама знает. Помнит. — Здесь. Сейчас.

Сложно понять, когда именно этот звонок закончился. Роджер все бубнил что-то да бубнил, а Рикки, сев на холодный кафель для пущей стабильности, обняла руками колени и отложила трубку как можно дальше — так, чтобы этот пьяный бубнеж не слышать. Не смогла осмелиться сбросить первая. И даже не смогла выключить звук.

Зато позже, когда экран потух и голос стих, смогла дотянуться вновь до телефона, непослушными пальцами набрать заветный номер и... вывалить всё, что не смогла до этого. В произвольной форме, совершенно не соображая, что она вообще несет. И не обращая внимания на то, что это даже не звонок, а запись на автоответчик. Но это его автоответчик — Этана. Главное, что его.

Только сейчас и заплакала. Некрасиво, сопливо и совершенно неконтролируемо. Представляя перед собой брата, такого надежного и безопасного, рядом, где-нибудь под боком, так близко, как только нужно для того, чтобы ее больше не тронули. И, когда где-то на фоне всхлипов послышался знакомый рингтон и на разблокированном экране показалось его смс, плач ее стал еще более истеричным, но уже с ноткой... надежды? или, может, благодарности? На него все-таки и ворвалась в туалет Честити, из-за него она и сама, кажется, начала реветь. Обниматься и реветь. Потому что знает — не все, но многое — и потому, что сожалеет.

— Он... придет. Этан придет. — Сквозь уже утихающие всхлипы уведомила Рикки скорее даже себя, а не её. — Скажи мне, что я не выгляжу, как сморщенная залупка. Я серьезно. — Она аккуратно высвобождается из объятий и просит Честити объективно оценить свой внешний вид. Видит на лице той слабое сомнение. — Нельзя, блять, чтобы он меня такой увидел. — Уже начинает смеяться, завлекая в смех вместе с собой и подругу. — У тебя есть подводка? Мне срочно нужна подводка. И успокоительное.

На такой позитивной ноте они и спустились вниз. Наспех разукрашенная, до сих пор все такая же побитая и грязноватая, Рикки вышла к Этану на улицу и примагнитилась к нему под бок, в его привычные братские объятия.

Не спешит поднимать голову, не спешит говорить — просто молча принимает его чмок в макушку и идет следом, стараясь не зареветь снова. При его виде, почему-то, всегда тянет именно на это.

— Как... репетиция? — вспомнила, что его юные Темные Путешественники сегодня чем-то занимались. Да и, надо признаться, просто захотела сразу увильнуть от расспросов — чтоб наверняка. — Надеюсь, я тебе не помешала, правда. Это всё... — хотела бы сказать "не серьёзно, не важно, не срочно", но поняла, что сказать так ей не хватает смелости. Вот насколько её забили — она уже начала сомневаться. Подумать только, сомневаться в себе... — Извини, я... так не могу... он мне позвонил и... Это не нормально, Этан, совсем, блять, дико не нормально! Почему мы просто не можем?...

Не можем что? Уйти? Защититься? Дать сдачи?

А действительно, почему это не можем? Можем, конечно. И, уверена Рикки, рядом с Этаном она может и не только это. Нужно лишь предложить, а брат поддержит.

Всегда ведь поддерживал.