США, ШТАТ МЭН, ХЭЙВЕН // ДЕРРИ 18 февраля — 18 октября 2020, ожидается местный мини-апокалипсис, не переключайтесь

— из-за событий в мире, вернулись в камерный режим — и играем. 13.03.2022выходим из спячки — запускаем рекламу и пишем посты!
пост месяца от Emily Young Рядом не было никого, кто был бы ей хоть сколько-нибудь близким, и это чувство зарождало болезненную пустоту внутри нее...
нужные персонажи соулмейт, два в 1

Q1 [12.04.20] — ГМ Q1 [14.04.20] — Дэниэл Q1 [10.05.20] — Дани Q1 [18.05.20] — ГМ Q1 [31.05.20] — Ал

NEVAH-HAVEN

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » NEVAH-HAVEN » THE DEAD ZONE » to know my enemy


to know my enemy

Сообщений 31 страница 38 из 38

1

TO KNOW MY ENEMY

https://64.media.tumblr.com/026a70beb8761bafe295053a466ac43a/5af8b88aa26c3e90-e6/s1280x1920/e7619d72132bae67759e1f2ee616d32a2f618da2.jpg

SamuraiEinherjar
1872 год • Япония, Осака


"... 8 июля 1853 года эскадра американского коммодора Мэтью Перри достигла берегов Японии. Местные власти не хотели пускать иностранцев, но те высадили на берег вооружённый десант. После нескольких месяцев переговоров под угрозой применения военной силы Япония подписала заведомо неравноправный торговый договор с США, открыв для Америки свои порты..." ©

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/160/728902.gif[/icon][lzname]<lzname><a href="https://nevah.ru">Торкель Киттельсен</a>, 29</lzname> <plashka>человек</plashka>[/lzname][]... я не считаю того за невозможное, если так определила <a href="https://nevah.ru/profile.php?id=104">судьба</a>[/]

Отредактировано Torkel Kittelsen (2022-02-24 17:51:35)

+2

31

Музыка для атмосферы

- Так красиво… и грустно… - только и выдохнул тихо Ренджи, не в силах сдерживать окутавший восторг.
Грустно оттого, что встретились два воина совсем не в то время и не в том месте. Но, быть может, если бы не эта встреча, то не суждено было бы ей свершиться и вовсе. Однако, нет-нет, но в голову проникали скромные мысли, а что если бы они сейчас сидели у ночного костра где-то в горах после долгого пути, который у каждого был свой, тернистый и явно извилистый, несмотря на должную прямоту. Просто встретились бы случайно на этаком незримом перекрёстке двух миров - кто-то из них заприметил бы огонь издали и попросил разрешения присоединиться. Сколько ещё они могли бы поведать друг другу и как бы могла обернуться их судьба, будь всё иначе?

Ренджи едва заметно улыбался - и было в этой улыбке столько искренности и тепла, а во взгляде мечтательной грусти, что усомниться в их природе у случайного свидетеля не было бы никакого права. Сам же музыкант уже всё понял - с каждым тихим размеренным словом заморской речи, в которой сквозил жесткий, но довольно завораживающий акцент, заворачивающий тебя будто в пушистое снежно-ледяное одеяло, Ренджи утопал всё глубже и глубже в своём желании побыть рядом с этим человеком ещё немного. Но в тоже время сжимающееся от ранее неведомой тоски сердце просило поскорее закончить банную процедуру и уйти - больше не просить новых историй и сказаний, что околдовывали своим содержанием; не слышать этот голос и тихие дробные стоны от удовольствия расслабляющегося тела; не смотреть на эти руны и узоры и не касаться их.

- Как бы мне хотелось слушать вас вечно. - Певучий тихий голос вдруг стал ещё более мягким и успокаивающим, но сквозило от него некой обреченностью и невозможностью осуществления подобного желания. Однако, и в мечтах есть своя особая красота, наполняющая той самой живостью, что нужна всем для полноценного счастья - или хотя бы того, что можно было посчитать за него - особенно, воину. - И подарить что-то кроме боли и пустоты…
«Как это сделали для меня вы.»

Ковш с водой опустился на табурет, а пальцы коснулись повязок, проверяя их крепкое положение на прежнем месте.

- У вас столь интересная история рода. - Она не может не восхищать, и Ренджи чуть было не проговаривается, что его отец тоже великий воин из рода потомственных самураев, но тихая плавная речь вовремя останавливается - он вспоминает, что представился сыном врача. Зато Ренджи мог немного приоткрыть завесу тайны о своей матери, чтобы поведать Токи-сану хоть что-то о себе правдивого. Необходимость врать во имя долга до сих пор, даже спустя столько лет, делала ему больно. Но таковы были противоречия его нынешнего пути, по которому уже следовала его матушка и благодаря которому он всё ещё был полезен клану и мог достичь своей цели, как самурай - служить во благо клана.

- Я бы хотел увидеть просторы, величием которых любовались ваши предки и воздухом которых дышали. Столько невероятных легенд и устоев… есть в этом особая романтика и красота. - Пальцы почти невесомо и очень медленно прошлись по кромке повязок, едва касаясь мышц груди, где выглядывала рунная история самого Токи-сана. - Моя мать родом из скрытой горной деревни шиноби и была куноичи. Это женщины-ниндзя. Может, вы слышали что-то об этих воинах, что скрываются во тьме? Их всегда не жаловали, особенно те деревни, которые обладали особыми боевыми навыками. Но всегда и во все времена феодалы прибегали к услугам шиноби. Благодаря некоторым умениям, которые мне пришлось освоить после потери зрения в ее родной деревне, я все ещё могу ориентироваться в пространстве, но много лучше в темноте, чем при солнце. - Ведает он, не торопясь реагировать на вопрос про юнгу. Но на душе стало чуть спокойнее и теплее. Быть может, это облегчение и даже надежда на что-то? Но смеет ли воин вообще надеяться?

- На мгновение подумалось, что вы любовники. Я бы мог позвать его сюда. - Переводя внезапно тему назад и тут же, - я закончил на данном этапе, дальше вам стоит продолжить самому или уже с помощью юнги. Я буду ждать за дверью, чтобы сделать итоговую обработку и перевязку. - Ренджи плавно в два шага отошел от бадьи, склоняясь в вежливом поклоне и стараясь не смотреть в лицо Токи-сана.

[nick]Kurosawa Renji[/nick][status]путь воина[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/104/278275.jpg[/icon][sign]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/104/470175.png
Одет: гэта на босу ногу, общий вид, теплая накидка сверху
С собой: сямисэн, кисэру, кайкэн
Для общего вдохновения
[/sign][lzname]<lzname><a href="https://nevah.ru">Куросава Ренджи</a>, 26</lzname> <plashka>человек</plashka>[/lzname][]Осака: душой и телом служи своему господину; совершенствуй свой разум, <a href="https://nevah.ru/profile.php?id=160">будь человечным</a> и проявляй смелость.[/]

+1

32

Слова о грусти напитаны этой самой грустью. Торкель, обычно старательно глухой к чужим чувствам, в этот раз ощущает толику серой тоски, прокатившуюся по комнате пыльным призраком. Он почти может видеть эту гарпию, этот мелкий клубок меланхолии, что разрастался к вечеру и обволакивал шелкопрядным коконом, из которого невозможно выбраться, потому что, на самом деле, не очень-то и хочется. Блаженство смешивается с тоской по грядущему одиночеству – засыпать он будет один, и больше никто не послушает его историй и не расскажет парочку ему, пока боцман не забудется чуть беспокойным сном до первых капризных лучей солнца. Голос, что звучал плавленой золотистой карамелью, теперь почти режет по внутренностям – Торкелю приходится прикрыть глаза, чтобы не вздохнуть снова; но на сей раз тяжело, безнадёжно.
[indent]Лёгкая судорога внезапно дёргает плечо. Боцман хватается за него, случайно коснувшись кончика пальца Ренджи, уже убиравшего руки с тела своего гостя. Прикосновение краткое, почти незаметное, но Торкель его прочувствовал и прочувствовал крепко – нутром и, наверное, тем, что принято называть душой. И до того это кажется мучительным и жутким, что хочется убрать ласковые руки от себя – или схватить за запястья, крепко вжимая ладони себе в плечи или в твёрдую татуированную грудь. Нет, не дозволено – он не способен жить прекрасным моментом блаженства, как это делают самураи, чей путь, похоже, был ясен, прям, лишён выбора, а потому, в какой-то извращённой степени, прост. Но Торкель может и ошибаться – в конце концов, всё, что он знает, он почерпнул от юноши, теперь рассказывавшем ему о своей матери и её роде.
[indent]– Удивительно... – задумчиво произносит боцман, пытаясь вообразить себе возможный пейзаж того края, где могли жить такие люди. Те, кто скрываются во мраке и не пользуются популярностью официально – но на деле всегда обладают особым востребованием. Весьма лицемерное отношение к целому пласту общества, идущее вразрез с самим понятием чести и достоинства – вопросы не к тем, кто предлагает свои услуги, а к тем, кто их покупает.
[indent]– Хотел бы я больше времени провести в вашей замечательной и таинственной стране, но вне портов. Не люблю города, на природе или в море мне лучше. Однако скоро моё судно отправляется, и вряд ли я когда-либо вернусь.
[indent]Честнее было бы сказать, что он никогда не вернётся. Не давать себе надежду, и не подкреплять чужую занимающуюся симпатию, в которую до сих пор было трудно поверить – Торкель не строил иллюзий и не обольщался на свой счёт, прекрасно видя себя в зеркало и зная собственный характер как облупленный. Специфика уродства не прибавляла ему баллов в чужих глазах – а потому так тяжело поддаться и поверить, лишь бы не разочароваться в себе и не мучиться бессонными ночами в обнимку с бутылкой. Он всё ещё находится в борделе – а слепой музыкант всё ещё обворожителен настолько, что впору было обвинять его в колдовстве. Торкель не знает, чему он может доверять – но позволяет себе секунду безоговорочной наивности, светлой крошечной толики веры, надежды и любви.
[indent]– Вы подарили мне свою компанию. Это много значит для меня.
[indent]Он честен – он не может лгать. Ни себе, ни Ренджи – захотелось слабовольно обернуться, снова коснувшись его щеки своей ладонью, но Торкель не смеет, удерживаемый оковами правил и приличий этой страны. Он не знает, что дозволительно, что может оскорбить, а что, напротив, уважить. Тяжеловатый дух благовоний заползает в нос, щекоча рецепторы, проникая в мозг лукавыми обещаниями – а боцман Киттельсен неподвижен. Слова о мальчишке Сагазане вызывают чуть заметную горькую усмешку – и будь Торкель более прозорливым в делах сердечных (или просто-напросто глупым и самонадеянным), он бы решил, что юноша его ревнует.
[indent]– Если бы я захотел его здесь – я бы позвал его сам. Но здесь только мы, Ренджи – и позвал я только вас.
[indent]Он спокоен и учтив, но, всё же, вздыхает, когда, еле слышно кряхтя, возится в бадье, пытаясь принять более удобное положение и разбудить ото сна «заснувшие», а теперь мелко покалывающие занемевшие конечности. Перспектива остаться снова в одиночестве не привлекает, но Торкель знает, что так будет правильно – а потому он мысленно благодарит Ренджи за то, что тот оставляет его; потому что прогнать его боцман едва ли сможет и захочет. Хотя бы потому, что это его покои, и только ему распоряжаться, когда их покидать.
[indent]– Если вы считаете, что я справлюсь сам – так тому и быть. Не стоит никого звать. Я побуду один. Спасибо.
[indent]Торкель не смотрит на него, когда Ренджи отходит от ванны на два скромных шага. Не смотрит и тогда, когда смывает с шеи остатки пены, постоянно скапливающейся в кудрях у загривка. Оборачиваться – дурная примета, и Торкель не идёт в пику традициям, и всё сидит, имитируя какую-то деятельность, ожидая, когда Ренджи оставит его одного... Чтобы, в конце концов, снова прийти к нему, но лишь ради перевязок.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/160/728902.gif[/icon][lzname]<lzname><a href="https://nevah.ru">Торкель Киттельсен</a>, 29</lzname> <plashka>человек</plashka>[/lzname][]... я не считаю того за невозможное, если так определила <a href="https://nevah.ru/profile.php?id=104">судьба</a>[/]

+1

33

Тоскливые ноты все сильнее просачиваются в их спокойные и отчасти суровые голоса, принадлежащие в первую очередь воинам, а уж только потом мужчинам, желающим заполнить свои душу и сердце чем-то особенно тёплым, но вряд ли возможным. С первого взгляда. Ведь один думает, что покинет страну навсегда, другой собирается этому помешать.

Бесшумно подходя к двери, Ренджи оборачивается, чтобы запомнить это непоколебимое уютное мгновение: полюбоваться расписным силуэтом эйнхерия, застывшего в лёгкой суете в ванне - его собранными в пучок волосами и оголенной просвечивающей на фоне общих пятен светлой шеи и плеч, чуть ставших тёплого желтого цвета из света фонарей.

«Дождитесь меня, Токи-сан. Так же, как и я буду ждать вас.» - Отворачивается и выходит, захватывая с собой сямисэн. Тихая деревянная ставня мягко и убаюкивающе шуршит в одну сторону, а после обратно, пока уютно не хлопает, вернувшись на своё место до конца. Ренджи ещё более бесшумно подходит к балкону у своей комнаты и специальным тихим звуком стучит по небольшой выемке в несущем брусе - из тени появляется служанка, дежурящая в этой части дома. Он что-то шепчет ей на ухо, а после призраком исчезает, направляясь к лестнице на первый этаж, будто его здесь и не было вовсе никогда, а сам он лишь чья-то больная иллюзия. На свою комнату он не взглянет, проходя мимо, несмотря на то, что пробудившая чувственная часть его так и хочет это сделать дабы, возможно, в последний раз увидеть на фоне ставней из рисовой бумаги тень отдыхающего там мужчины.

На всем своём пути он слышит заморскую речь, девичье хихиканье или стоны - услаждающие слух и распаляющие желания звуки. Но нет среди них ни одного, который мог бы распалить слепого музыканта или гордого самурая, ступившего на путь воина, прячущегося во тьме.

В голове всё ещё крутится эпитет, коим отозвался Токи-сан после того, как Ренджи поделился с ним столь личной и запретной информацией о матери. Он никак не может понять, как реагировать и что именно вложил в это слово мужчина. Тот же смысл, который вкладывал сам Ренджи, когда говорил о самом мужчине, или же это лишь простая вежливость, скрывающая скуку - подумаешь, сокрытая в горах деревня неких презренных наёмных убийц, когда в твоём роду такие легендарные непокоренные воин из двух таких удивительных стран. Иностранцы часто употребляли это слово в отношении культуры Японии и всей страны в целом, окрашивая разными оттенками от искреннего удивления и восхищения до банального притворства, которому порой могли бы позавидовать его соотечественники. Поэтому, может, и не стоит так зацикливаться на нем и пытаться найти истинный смысл и что-то хорошее или же наоборот. Но отчего-то мнение Токи-сана теперь слишком важно для него. Не может Ренджи забыть и признание о том, что его компания оказалась ценна для этого удивительного человека. И оно согревает изнутри - хочется верить, что это, действительно, правда. Кажется, Ренджи несколько запутался, и теперь, когда он покинул ту комнату с ее завораживающей и  уносящей в чужие неведомые, но чарующие дали и легенды, атмосферой, голову отрезвлял более холодный воздух темного проветриваемого балконом коридора, неумолимо возвращая назад к хладнокровному следованию своего долга.

В комнате Ито-сана уже ждал Огури-сан, его личный телохранитель, боевой товарищ и друг, которого Ренджи знал с самого детства - отличный и верный самурай их клана, бывший старше Куросавы на пять лет. Он тут же подскочил, стоило Ренджи зайти, и уважительно коротко поклонился.
- Верный пёс. - Едва слышно и с нескрываемым сарказмом ухмыльнулся Ито, но чувствительный слух Ренджи это всё равно услышал. И Куросаве это не понравилось, но реагировать он не стал, дабы не распалять между своими подчиненными лишних склок, иначе придётся Ито-сана хорошенько наказать, а он всё ещё нужен здесь. Да и лишний шум привлечёт ненужное внимание. Сейчас нужно действовать максимально незаметно.

- Ито! Не смотри! - Рявкнул на привратника Огури, когда Ренджи начал переодеваться. Опять этот извращенец, похоже, неприкрыто пялится. Надо его точно проучить - с приближающейся свадьбой этот человек совсем начал чувствовать себя свободным и не по статусу.
- Конечно-конечно! - Елейно пропел Ито-сан, и отвернувшись, снова ухмыльнулся, что опять же донеслось до чутких ушей слепца. - Ничего-ничего, скоро вы оба будете мне подчиняться.

Ренджи быстро скинул потрёпанное кимоно музыканта и затертые пыльные повязки с предплечий и принялся облачаться в дорогое темно-синее кимоно и чёрные хакама, дополняя всеми необходимыми деталями одежды, как то нижняя белая рубашка, носки и пояс с застежкой. Запазуху скрыто отправились два кайкена - потрёпанный и торжественный - да иглы-ножи, к бедру лег уже дорогой футляр с кисэру и табаком, а сам пояс остался без мечей - с некоторых пор они были запрещены. Он быстро перевязал заново волосы, а Огури помог с перевязкой рук чистыми лоскутами, дабы шрамы не бросались в глаза из-под коротких рукавов. Последним штрихом был накинут чёрный формальный хаори, на котором красовались белые символы клана Ямадзаки - вражеский клан, который поддерживал вооруженную политику американцев, давящих на императора. Но несмотря на их курс на Запад, многие представители Ямадзаки всё ещё носили традиционную одежду и причёски, поэтому оказаться узнанным шансы сводились к двадцати процентам вместо восьмидесяти. Куросава-доно молча кивнул Огури-доно, и они отправились к чёрному ходу, что имелся в этих покоях.

Оказавшись же на узком заднем дворе, самураи быстро вышли в ещё более узкий проулок, пока не свернули за соседний дом и не отправились незаметными тенями вдоль борделей, чтобы выйти на главную улицу квартала красных фонарей недалеко от врат. На улице уже темнело, а потому их никто не заметил раньше положенного времени. Уже на виду, под бесконечным светом этих самых фонарей они прошлись немного, весело и непринуждённо беседуя, как два старинных друга, отдохнувших в борделе с лучшими гейшами, остановили два паланкина и отправились прочь из квартала Симмати в неизвестном направлении.

[nick]Kurosawa Renji[/nick][status]путь воина[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/104/278275.jpg[/icon][sign]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/104/470175.png
Одет: гэта на босу ногу, общий вид, теплая накидка сверху
С собой: сямисэн, кисэру, кайкэн
Для общего вдохновения
[/sign][lzname]<lzname><a href="https://nevah.ru">Куросава Ренджи</a>, 26</lzname> <plashka>человек</plashka>[/lzname][]Осака: душой и телом служи своему господину; совершенствуй свой разум, <a href="https://nevah.ru/profile.php?id=160">будь человечным</a> и проявляй смелость.[/]

Отредактировано Kurosawa Ren (2022-02-25 15:51:57)

+1

34

У одиночества есть звук. Для каждого он свой: для кого-то – это шум безразличной толпы, для других – скрипы и шорохи в доме, из которого давно разъехались все дети и внуки; а для боцмана Киттельсена – это мягкий шорох ставни, из-за которой на мгновение послышался смех и чей-то протяжный стон. Его одиночество окружено теплом, не способным просочиться в заиндевевшую консервную банку, куда Торкель закатал себя сам. Его одиночество – плеск воды, в которой теперь была только одна пара рук, и расходящаяся радужным блеском сияющая мыльная пена. Это всё неправильно – и лучше бы прекратить происходящее наваждение сейчас, сорвать припёкшийся пласт бинта к засохшей кровавой корке, нежели оттягивать момент, когда станет совсем невыносимо отводить взгляд.
[indent]И почему с ним это вообще происходит? Почему сейчас, в стране, которая была красива, но совершенно не подходила холодному закостеневшему человеку, которому и жизнь-то не мила? Голод исчез. Страшно захотелось курить – трубка лежала рядом с шашкой и мечом, до которых тянуться было слишком далеко, и потому Торкель решает покончить с банными процедурами. Решает сорвать эту марлю, представляя, как пройдёт мимо по-юношески грациозной фигуры в тёмном простеньком кимоно, даже не взглянув в ту сторону и не попрощавшись; ужасная грубость и нарушение этикета, которые обещают ночь самоедства. Впрочем, боцман Киттельсен уже почти смирился с мыслью, что сегодня ему следует напиться после отбоя, чтобы забыться сном без сновидений – его писанина едва ли поможет ему избавиться от груза дум, одолевавших сейчас его и без того потяжелевшую от саке голову.
[indent]Когда он вылез из воды, холод лизнул гусиную кожу, а в желудке свернулась тошнотворная горечь. Ему стоит большого усилия воли, чтобы не окликнуть в последний раз музыканта, который, кажется, всё так же сидел за порогом – но уже не играл, поэтому Торкель не мог за это ручаться. Воздух, прежде казавшийся молочно густым и почти раскалённым, теперь отдавал прогорклым погребушным холодом с тоскливым ароматом петрикора и мокрых после дождя камней. Аскеза интерьера глаз не радовала – боцман больше не может здесь находиться. Не только в этой комнате, в этом здании – но и в этой стране. Нутро тревожно гнало его прочь, дурное предчувствие науськивало, будто предупреждая о чём-то, суля горе и разочарование, очередную пустоту и чёртовы китовьи тонны одиночества. Одиночество золотисто-огненного цвета с прожилками из фарфора и слоновой кости.
[indent]Разматывая бинты, он оглянулся в сторону сидевшей на ящичке куклы. Кисло-сладкий комок подкатил к корню языка репейной колючкой – крепко зацепился, больно царапая горло, и Торкель сначала малодушно думает оставить фарфорово-тряпичное чудо здесь, в этом борделе, сделав вид, что забыл – племяннице он купит что-нибудь ещё утром перед отбытием. На завтра была назначена отгрузка всех категорий товаров – и ружей, замотанных в отрезы тканей из Индии и пушнины с портов Новой Англии. Судно, прежде ходившее от новоанглийской торговой фирмы, прибыло под лицензией Ост-Индской компании, оплата которой спонсировалась откуда-то со стороны, но откуда – Торкель уже не знал.

«Mam a chara,
либо я слишком умён для политических склок, либо, напротив, недостаточно образован. Понимание их даётся мне с трудом – наверное, это хорошо, иначе бы совесть окончательно заела меня, ведь я шёл в транспортную фирму ради доставки банальной утвари... Но никак не оружия. Голод и страх закалили и ужесточили твоё сердце, и я уже вижу, как ты скажешь мне, насколько я мягок, и что работа есть работа – но прости меня, мне надоели эти бессмысленные смерти. Я человек войны, а то, что делают они – это не война, это резня. Думаю, что письма одно за другим придут тебе ближайшим датским или шведским пакетболом – если они вообще дойдут.
Никогда не чувствовал себя так одиноко. Тебе было также, когда ты оставила свою землю и отправилась на чужбину? Чувствовала ли ты то же самое, что и я сейчас, когда оказалась под одной крышей с отцом, как я – с человеком, от мыслей о котором я странным, нет, чудовищным образом не могу скрыться?»

[indent]Потом он напишет свои мысли в безмолвном обращении к своей угрюмой холодной матери – но письмо решит отправить одно, то самое, которое Торкель написал до прибытия в порт Осаки. Потом он много раз перечитает, что-то подчеркнёт дрожащей рукой – сразу же, как прибудет на корабль и поймёт, что сбивается со счёта собственных людей, которые опьянённой массой сначала вывалятся за пределы борделя, а потом, по вечереющим улицам, вразвалочку побредут обратно к своим жёстким лежанкам и солёному запаху моря. Слепого музыканта Торкель больше не встретит.
[indent]Потом, всё потом – боцман Киттельсен разрешает себе отсрочить момент, когда сознание будет утоплено в воспоминаниях о невидящих глазах, чей опасно близкий взгляд зачем-то прострелил ему грудь насквозь, и теперь из этих кровоточащих провалов росли не розы, но побеги тёрна. Он одевается, приводит себя в порядок, оставляя на краю деревянной бадьи бинты, а заколку, что раньше скрепляла мокрые волосы в бульку на макушке, на ящичке. Медлит немного, занеся руку над куколкой, которую звали Ренджи, и чувствует, как девятихвостка хлещет грудину изнутри в горькой экзекуции. Как же больно, как же сиро и одиноко смотрится это неживое создание в окружении дымных ниточек благовоний – и тогда Торкель берёт куклу с собой, бережно укладывая во внутренний карман пончо, будто младенца в колыбель. Несвойственная мучительная мягкость, которую он, может, однажды в себе окончательно возненавидит, но сейчас он пытается вспомнить, что он небольшой начальник, и что в его обязанности входит возвращение команды на борт в полном составе и целостности.

***
Небольшой бриг по имени «Аврора» выглядел старомодно и неказисто на фоне большинства прибывших в порт кораблей. Похоже, на это и был сделан расчёт, когда к капитану Дэвидсону пришли с предложением о выполнении такого необычного заказа – с обязательным требованием о конфиденциальности большей части груза. То же самое он вменил и своей команде – хотя, похоже, никто до конца так и не понимал всей серьёзности грядущих событий, которые повлечёт за собой эта доставка.
[indent]Торкелю не спалось. Он извёл уже несколько листов бумаги, сидя на верхней палубе под присмотром раскинувшихся мириад звёзд над головой. Небо кажется таким близким, что создаётся обманчивое впечатление, будто до него дотянуться также легко, как до водной глади, в которой оно отражалось. Торкель то поднимал взгляд к нему, то смотрел вниз, на писчую доску с прилепленным к краю свечным огарком, чьё пламя дрожало на лёгком прибрежном бризе – скромный огонёк то и дело приходилось защищать ладонью от дыхания моря. Боцман пил и писал – прерывался, задрав голову к безмолвным светилам, а после снова писал, подбирая нити из расслаивающегося полотна мыслей.
[indent]Вначале слаженное и немного скромное полотно, под конец оно стало расхлябистым, рваным, но очень душевным и болезненным – себе он не признается, как и никому другому, но писал боцман Киттельсен о болезни сердца своего.

«...мне душно от этих мыслей, и я не знаю, к кому я бы мог обратиться с сим вопросом, как не к бумаге. Я будто очень долго спал в блаженном неведении – а теперь меня разбудили, зажгли ослепительный свет, и заставляют мучительно медленно жить. Возможно, я преувеличиваю – не исключено, что я просто безумен. Что это – фамильный бред, то самое хвалёное сумасшествие Фениев, застопорившееся на одном неизменном объекте – на их священной свободе. До сегодняшнего дня я условно тоже был свободен – условно, но был.
А теперь мне кажется, что что-то поработило меня, подчинило себе и дух мой, и сознание – но не могу сказать, что это. Скоро, я верю в это, мне снова станет пусто и безразлично всё, что окружает меня – а пока что я испытываю нечто сродни боли от гниения, когда в заражённых ранах копошатся черви. Но врачи говорят, что это хорошо – черви сжирают всю заразу быстрее, чем зараза сжирает здоровую плоть, и оставляют лишь розовые чистые ткани.
Есть ли такие черви для сердца? И смогут ли они сожрать то, что там поселилось? Я не хочу этого, ибо оно не принесёт мне ничего, кроме новых метаний без конца и всяческого смысла – я это знаю. Умереть бы уже в бою, да только войн нет – остаётся лишь дождаться старости и скинуться со скалы, как прадед, сжимая в руках Хрунтинга с Матильдой...»

[indent]Голову мутит – он и сам понимает, что пишет ужасную несусветицу, и пора бы ему на боковую, чтобы во сне было легче протрезвиться. Ужин на борту чуть скрадывал влияние бурбона, и всё же, его качает на волнах, а тошнота лениво ворочается, впрочем, отнюдь не многообещающе – организм справится и с этой дрянью. Лизнув пальцы и зажав ими хвостик свечного фитиля, Торкель гасит огонёк и собирает свои записи – утро вечера мудренее, завтра прочитает и сожжёт, а сейчас сентиментальность не давала ему швырнуть веер бумажных обрывков в воду, чтобы море съело его дурацкие чернильные страдания.
[indent]Доску он оставляет рядом с дверным косяком у каюты капитана – вдруг подувший ветер холодным касанием взметает полы пончо и боцман Киттельсен ёжится. Он направляется на нижнюю палубу, пряча за пазухой свои мысли, и, чуть шатаясь в потёмках, находит свой гамак среди храпа и сомнамбулического бубнежа матросов. Тяжело даётся Торкелю уложиться, но он справляется, укладывая на грудь меч, что был старше, чем вся команда моряков вместе взятая, и шашку, что была моложе самого Торкеля на двадцать лет. Головокружение совсем лёгкое и вряд ли помешает заснуть – вместо него это делают пресловутые, так никуда и не девающиеся мысли.

Схема корабля

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/160/728902.gif[/icon][lzname]<lzname><a href="https://nevah.ru">Торкель Киттельсен</a>, 29</lzname> <plashka>человек</plashka>[/lzname][]... я не считаю того за невозможное, если так определила <a href="https://nevah.ru/profile.php?id=104">судьба</a>[/]

Отредактировано Torkel Kittelsen (2022-02-28 21:46:50)

+1

35

Холодный морской воздух наполнял лёгкие запахом тины, рыбы и застоявшейся воды. Уже несколько часов как царствовала непроглядная ночная тьма, но порт отправился на покой относительно недавно, потушив большинство фонарей, и было в этой дрёме нечто иллюзорно обманчивое. В наступившей тишине можно было расслышать, как тяжело дышат старые и новые корабли, ворчливо поскрипывая на ветру мачтами и поднятыми парусами. Как волны игриво плещутся о борта, облизывая и целуя промасленное дерево, а где-то вдалеке завывает голодная собака или закашливается очередной пропойца-бродяга под более громкие и близкие шелесты, звуки и переговаривания ночных обитателей природы.

Идеальная ночь для воплощения задуманного.

Ренджи ждал, укутавшись в приветливые плотные тени, словно в одеяло. Он затаился у одной из рыбацких лодок рядом с пустыми бочками. Напротив, по обе стороны от спущенного трапа в чернильно-пепельных тенях бесконечных разномастных грузов других кораблей выжидали ещё двое людей. На верхней палубе брига, который по стечению обстоятельств стал их целью, было пусто и темно - лишь один огонёк одиноко мерцал в ночи под разверзнувшимся глубокой синевой небосводом. Ренджи знал, что за ними наблюдают любопытные звёзды, пока Цукуёми-сама совершает обход своих владений, пытаясь догнать супругу Аматэрасу, скрывшись за набежавшими облаками от взглядов недостойных смертных, спрятав от них заодно и яркий свет Луны с Лунным дворцом. Но именно Ренджи и его людям ками сегодня и благоволил таким образом - Ренджи отчего-то чувствовал это, как испытывал и странную тягу к лунному светилу каждый раз, когда обращал к нему свой бледный лик.

Быть может, на самом деле он был рождён, чтобы стать недостойным воином ночи, как его мать, а не гордым воином света, как его отец? Быть может, отцу не стоило его забирать младенцем у матери, вверяя на воспитание другой женщине, что никогда так по-настоящему его и не полюбила? Одно осталось бы неизменным: Ренджи всё равно прошёл бы обряд инициации в пятнадцать лет, как того требовали традиции, и неважно, на чей путь он бы встал. Однако же судьба и ками вернули его обратно в ночь через три года бытия младшим самураем при довольно жестоких обстоятельствах, отобрав и отца - великого мудрого Чёрного лебедя Серидзаву Ренджиро, - и его учителя-покровителя - испанца Николаса Блэка, сумевшего очаровать в своё время отца, охочего до всестороннего развития и наук, дабы лучше познать врага, - и зрение Ренджи. Но ни судьба, ни ками не смогли забрать у него ни гордость, ни самурайскую честь, а лишь укрепили дух воина и дали новые возможности - стать тем, кем, вероятно, он и должен был стать. Ренджи всё равно не узнает этого, потому как замыслы божеств простым людям неведомы, а он ещё слишком далёк от великих дел, чтобы после гордой смерти через положенное время переродиться в одно из божеств, а не обратиться злым духом.

Быть может, сегодня… быть может…

Он приблизится к этому величию и сможет совершить великое дело на благо его народа… быть может…

Замыслы главы клана - его названного дяди, бесстрашного Медведя Куроки Хидео - Ренджи так же были неведомы, но он верил, что они направлены во благо страны.

Хотел верить…

«Интересно, о чем сейчас думает Токи-сан, если вдруг не спит?»

Огонёк на палубе погас, и Ренджи напрягся, натягивая платок, что выступал в роли маски, на лицо. Напряглись наверняка и все остальные участники вот-вот должного вступить в свои права действа. Неужели дозорный все-таки заснул или то был кто-то иной? В любом случае, теперь-то уж точно пора действовать - необходимая тишина получена.

На трап из тени тюков нырнул Огури-сан и бесшумным ловким демоном буквально взлетел на палубу, затаившись лишь на мгновение - искал того, кто остался на вахте. По докладу Ито-сана, доставленному гонцом, все гости борделя оказались слишком пьяны и измотаны удовольствиями, кроме юнги и их командующего. А потому ставка делалась именно на юнгу, пока в уме всегда держалась вероятность иного расклада.

Огури Кёхей скользнул дальше, и его поглотил мрак верхней палубы - с пирсов что-либо рассмотреть всё равно не имелось никакой возможности.

Оставалось ждать дальше.

Певучий и короткий крик совы, обитающей только в соседней местности, но не различимый неведущими, и вот по трапу призраком взбирается ещё одна тень, куда более юркая и мелкая - шестнадцатилетний Минору-кун. У каждого из них своя важная задача.

Совы всегда почитались японцами, как символ удачи и защиты, а со снятием политики изоляции начало просачиваться влияние Запада с обозначением мудрости этих красивейших хищных птиц. Но Ренджи со своей командой придерживался именно традиционных верований, а потому всегда использовал голос различных сов для своих условных тайных знаков.

И вот еще один крик, и уже Ренджи осторожно ныряет во мглу палубы, слившись с сизой тенью, будто сам всегда ею был. Ему не нужно зрение, чтобы видеть, как все: ночь - это его стихия, и видит Ренджи по-особенному, куда лучше всех видящих, чувствуя и слыша мир вокруг иначе.

Он замечает привалившуюся к мачте худую фигурку Сагазана - что ж, предположения оказались верны. Осталось только надеяться, что юнге повезло уснуть на своём посту, и Кёхей смог подобраться к нему ближе, чтобы выполнить приказ и оставить пацана в живых, вырубив снотворным снадобьем через кольцо, а не мгновенным смертельным ядом через духовую трубку фукибари издали.

Ренджи обратил свой невидящий взор в сторону капитанской каюты - оттуда уже иллюзорным видением показался Кёхей, его верный телохранитель и старший друг, решивший пойти за Ренджи в воины ночи, как за своим господином - таков был его путь самурая.

Капитан готов - быстро, тихо и безукоризненно.

На нижней палубе уже вовсю орудовал молниеносно и бесшумно «невидимый» Минору, нанося мгновенные ядовитые удары через миниатюрный метательный мундштук заходящимся храпом пьяным матросам. Ренджи молится богам, чтобы мальчик не наткнулся на Токи-сана раньше времени или чтобы, никто не проснулся. В любом случае ему на помощь уже спешит Огури.

Сам же Ренджи за это время успел уже устроить максимально бесшумно кагинаву - кошку с четверным крюком и веревкой - и спустить ее конец вниз со стороны моря, где под водой ждали с дыхательными трубками ещё пять человек, облачённые в темно-коричневые и пепельные одежды ниндзя, тогда как они втроём были одеты, частично замаскированные под бродяг и простых горожан. Он принялся устанавливать лестницу-паука для последующего опускания груза. Медлить было нельзя.

внешний вид и оружие

[nick]Kurosawa Renji[/nick][status]воин ночи[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/104/245783.jpg[/icon][sign]...[/sign][lzname]<lzname><a href="https://nevah.ru">Куросава Ренджи</a>, 26</lzname> <plashka>человек</plashka>[/lzname][]Осака: следуй тенью за своей <a href="https://nevah.ru/profile.php?id=160">мечтой</a> и ни в чем не сомневайся.[/]

Отредактировано Kurosawa Ren (2022-03-02 18:11:40)

+1

36

Мнимое спокойствие рассеивается почти мгновенно. Меч и шашка тяжелеют на груди – чёрная кисточка у рукояти скатывается вниз, и Матильда будит его, дразняще щекоча расслабленную ладонь. Хрунтинг почти поёт в своих резных ножнах, и в уши на доли секунд заливается эль эха давнишних воспоминаний нетленного металла – драконий рык, воинственный вопль и треск ломающегося железа о чешую. Может, этот меч и принадлежал когда-то датскому конунгу Беовульфу, если тот не был очередным мифом, как король Артур или царь Соломон – может, он был непосредственным свидетелем гибели последнего крылатого змея на скандинавской земле; в потёмках сумеречного пьяного разума всякая легенда мерещится истиной. Но Торкель не может отрицать, что не единожды наследное оружие спасало его звоном внезапно дрожащего лезвия – и, скорее всего, спасает оно своего юного хозяина и теперь.
[indent]«...du må ikke sove…» – шепчет ему меч, и когда боцман сильнее стискивает кожаное тиснение ножен, под пальцами явственно ощущается лёгкое уплотнение, запрятанное в глубину внутреннего кармана пончо.
[indent]Куколка тоже как будто не спала, но упорно хранила молчание. Звуки окружающего мира напитываются жизнью – «Аврора» дышит морскими закатами, рассказывает истории о зелёном луче, который можно увидеть на долю мгновения в час появления первых звёзд, и лишь единожды в десяток лет. Море волнуется, предупреждает о чём-то, чего Торкель не может понять – однако, неслышные скрипы, ощущаемые лишь вибрацией в древесном скелете брига, могут подсказать: кто-то чужой был на корабле. И пока сам воздух вопил о присутствии незваных гостей, смертные грешники из плоти и крови засыпали мертвецки глубоким сном, отчего даже храп их заглушался воздействием неизвестных сил.
[indent]Любой охотник знает: чем тише – тем хуже.
[indent]Волки приходили за овцами в самый тихий час – и когда волк таится, изогнувшись дугой, сердце его может от груди подскочить до самого желудка, а то и выше. В сердце, впрочем, целятся редко – чтобы шкуру не повредить; но Торкелю и не нужна ничья шкура. Он дышит обманчиво глубоко, приоткрыв рот – в притворстве он не мастер, но выжидать умел, когда того требовал момент. Вероятно, его пробуждение уже раскрыли, и сейчас именно он стал главной целью – тогда Хрунтинг рявкает басом, который Торкель слышал прежде так явно только во снах:
[indent]«Nå!»
[indent]Когда он резким взмахом выставляет перед собой меч, что-то с чуть ощутимым давлением тыкается в него, да там и увязает в кожаной обечайке ножен. Любопытство тянет взглянуть, что это было, но нутро рвётся на части праведным гневом защитника чётко очерченных владений – да кто посмел так бесчестно и малодушно проникнуть на его корабль! Как дикая морская зверюга в своей тихой полынье, боцман вскипает, алкоголь пенится в его крови, когда он неожиданно расторопно переворачивается в гамаке и сползает на скрипучие доски, даже не пытаясь вести себя тихо.
[indent]Похоже, ночного гостя это тоже поразило, хотя, справедливости ради, он быстро собрался – Торкель плохо видит в потёмках, но привыкшее к ночи зрение всё же вычленяет размытые очертания невысокой фигуры, которую можно было бы спутать с какой-нибудь призрачной, прибившейся со дна морского марой, нежели с воплощением мира живых. В эти доли мгновения голову посещает мысль, что убивать никак нельзя – они в чужой стране, а объяснение появления трупов на обычном торговом бриге, да ещё и под лицензией Ост-Индской компании, означало судебные тяжбы. А американские судебные тяжбы – это то, что может воспрепятствовать скорому возвращению домой.
[indent]Что-то свистит у уха, когда Торкель вынимает с певучим звоном меч из ножен – шашка осталась лежать в мешке гамака, и боцман не был уверен, что она не понадобится в будущем. А прямо сейчас он отводит плечо в сторону, скорее чувствуя, чем видя, как воздух рассекает нечто тонкое и острое – кожа покрывается мурашками тревоги – а после краснота злости опаляет шею. Такую манеру вести бой он воспринимает как личное оскорбление – сам он отступает на шаг, удерживая противника на расстоянии, а меч взметается заточенным остриём аккурат под шею. До чутких ушей доносится звук расходящейся на волокна ткани, и в момент, когда угрозы стало немного меньше, Торкель понимает, что лучше разбудить остальных. Хотя бы попытаться.
[indent]– Фокс! Тёрнер! – гаркает он тем двоим, что замыкали линию гамаков в кубрике – похоже, до них ещё никто не успел добраться. Неизвестный, проникший на корабль, вряд ли был совершенно один – Торкель не знал, с какой целью они прибыли, но долг команды – защищать судно и товар до тех пор, пока не будет завершена его выкладка на пирс. Враг, похоже, решив, что боцман замешкался, взмахивает рукой, невзирая на меч, будто в попытке оцарапать, и это злит ещё пуще – убрав оружие, он с особым усилием пинает неизвестного пяткой в грудь, и он далеко отлетает, прикладываясь спиной о пузатую внутреннюю стену брига.
[indent]– Т-Тор? Какого...
[indent]– Бери томагавки, Фокс, – взгляд приковывается к другой тени, возникшей в сполохе робкого лунного света, посеребрившего ступени лестницы, что вели на нижнюю палубу, – толкай Тёрнера. Здесь чужие.
[indent]Надеяться в обороне на этих двоих было сложно – Тёрнер пил как верблюд, а Фокса сносило с первой же рюмки, как и любого краснокожего, даже если в нём плескалась половина белой крови. Торкель и сам на себя не мог полагаться, но, всё же, ощущал себя способным ровно стоять на ногах дольше пяти секунд. Алкогольная бравада бьёт ключом, лишая львиной доли осторожности – первый нападавший оказывается куда меньше, чем примерещилось в потёмках, и теперь закашливался; удар в грудь, действительно, был сильным. Торкелю даже думается, что это подросток, но жалость не стискивает его сердце: жизнь – несправедливое злое дерьмо, и пускай малец усваивает это с младых ногтей.
[indent]Торкель тянется за Матильдой, пропуская её под ремнём на пояснице – Хрунтинг требует крови, но себя приходится держать в руках; хотя выпей Торкель чуть больше, и он бы вряд ли уговаривал себя сохранить чью-то жизнь.
[indent]– Просыпайтесь! Живо, подъём!
[indent]Голос его звучит рыком, отсылающим мысли к Йормунганду, чей витой кольцами образ вытатуирован на спине у боцмана полукружьем арки над лопатками, подчёркивая покатую крепость плеч. Но, каким бы громким и зычным ни был крик, но никто не просыпается. Чёрт возьми, почему никто не просыпается?!
[indent]В кубрике ужасно тесно – и хотя ужасно хотелось рвануть на противника, Торкель решает протиснуться мимо гамаков с ничего не слышащими телами и отбежать к камбузу, а там, обойдя тень по кривой, взобраться на верхнюю палубу – наверняка, основные силы сосредоточились там. Фокс снимает с икр из пристяжных чехлов два узконосых топорика с молотными головками на обухах; Тёрнер, белый выходец из Аляски с русскими корнями, шатаясь и ругаясь, выхватывает армейский нож, явно пока что не понимая, в какую сторону им нужно махать.
[indent]– Идём наверх! Не убивать!
[indent]– А то разоримся на адвокатах, – пьяно подхватывает Тёрнер, по пьяному наитию отступая за командиром к корабельной кухне, чудом не падая со ступени в балластный щебень.
[indent]– А у меня даже счёта в банке нет, – бубнит мрачно Фокс, похоже, решивший дать товарищам отход и задержать незваного гостя в кубрике среди покачивающихся от заволновавшегося моря гамаков с тушами моряков.
[indent]Боцман Киттельсен и Тёрнер выскальзывают вверх по лестнице под сияние луны и редких фонарей по периметру корабля. Мягкий свет, наконец, раскладывает перед мужчинами всю картину происходящего – хорошего здесь было, объективно, мало, но дух заходится в радостном смаке; похоже, у Торкеля, сына Паси, наконец, появился шанс уйти к праотцам достойно.

Оружие

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/160/728902.gif[/icon][lzname]<lzname><a href="https://nevah.ru">Торкель Киттельсен</a>, 29</lzname> <plashka>человек</plashka>[/lzname][]... я не считаю того за невозможное, если так определила <a href="https://nevah.ru/profile.php?id=104">судьба</a>[/]

Отредактировано Torkel Kittelsen (2022-03-03 18:31:19)

+1

37

Dance of the Demons - Japanese War Drums

Внутри корабля ощущается возрастающая суета - Ренджи чувствует вибрации и недовольство судна, явно не ждавшего непрошенных гостей. Сколько их там живых ещё осталось и кто именно проснулся? Пальцы невольно сжимаются на крепежной веревке, излишне перекручивая ее от усилившейся концентрации. Он слышит голос, но не может понять, кому именно тот принадлежит - волнение ночного моря, налетевший ветер, толща палубных досок, тоскливый скрип и ворчливое перешептывание корабля с соседними судами мешают распознаванию.

Теневой воин медленно вбирает в себя бесшумным вдохом остывшее дыхание ночи, что решила поделиться с ним своей свежестью, нагоняемой с моря, и наполнить бодрящей влагой каждую клетку его крепкого поджарого тела, его непоколебимую душу и чистое сознание. Ренджи открывает слабовидящие глаза и заглядывает через борт: его люди уже проворными неукротимыми хищниками ловко взбираются по веревке кагинавы - первый вот-вот достигнет верха. И он продолжает установку кума-басиго, более не отвлекаясь ни на что. Даже на вероятные расклады происходящего на нижней палубе - Ренджи нисколько не сомневается в своих людях, а тем более в Огури-сане или Минору-куне. Прочувствовать теперь необходимые вибрации мешают и лёгкие толчки-передвижения шиноби, кои все ещё за бортом.

Вот первый появляется из темноты и ловко перемахивает на палубу, тихо приземляясь на ноги, будто кот. Ренджи резко поднимает взгляд в ночное небо - из-за облаков так некстати показалась луна. Он передаёт своему человеку право завершить установку «паука», а сам медленно оборачивается в сторону иностранцев, отказавшихся тихо-мирно принять свою незавидную участь, которую он им подготовил. Через фальшборт один за другим перемахивают остальные шиноби.

Правая нога бесшумно скользит по отшлифованным годами и стихией доскам назад, позволяя принять устойчивую позу. Руки уже сжаты в кулаки, являя осмелившимся выбраться из трюма острые длинные металлические когти, едва заметно блеснувшие затемнёнными лезвиями на серебряном лунном свете. Глаза закрыты - Ренджи не нужно видеть, - а бледные губы расплываются в флиртующем оскале под плотной тканью платка, что скрывал сейчас лицо вместе с длинными прядями челки, обрамляющей его по обе стороны.

Сердце отчего-то заходится в предвкушающем ликовании и трепетном восторге - давно же он не сражался, как воин чести. Быть может, именно сегодня и предоставится этот шанс? Или же дело в чем-то ином? Лицо обдаёт внезапным порывом ветра, и Ренджи распахивает глаза, словно от неожиданного удара - запах тех самых благовоний и лекарства, что пропитали эйнхерия этим днём в покоях слепого музыканта.

Так вот в чем дело… разум еще не понял, а сердце почувствовало?

Ренджи прищурился: набежавший ветер - ночь как-будто тоже почувствовала его внутреннюю бурю - несколько отвлекал, путаясь в непокрытых волосах и щекоча открытые части лица. Для боя и концентрации данная мелочь Ренджи не мешала, но вот вырвавшемуся на волю желанию рассмотреть Токи-сана - да. Точнее, тёмные очертания расплывчатого силуэта, приготовившегося к сражению, от которого отчего-то сердце заходится, будто бешеное.

На мгновение Ренджи кажется, будто он слышит суровый голос своего телохранителя, приглушённый толщей палубных досок, но звучание имени, известного ему с детства, Ренджи не спутает ни с чем. Хоо, неужели Кёхей-сан решил сразиться с кем-то, как самурай да ещё и представился, чтобы его враг, которому он выказал тем самым великое уважение, узнал и запомнил имя того, кто сразит его. Видимо, в команде Токи-сана тоже имеются славные воины…

Что же касается того воина, который стоял подле эйнхерия, был он явно не слишком трезв, как впрочем, похоже, и сам Токи-сан - запах алкоголя доносился с ветром вместе с благовониями, мылом и потом, смешиваясь с запахом тины и рыбы.

Ветер на мгновение стих, и Ренджи нутром почувствовал множественное стремительное колебание воздуха, а через долю секунды этот самый воин с ножом уже лежал на палубе, рухнув грузным мешком с костями. Таковы методы воинов ночи - быстро, бесшумно и бесчестно. Интересно, что испытывает сейчас Токи-сан? Обескуражен, задизморален или в гневе? 

Четверо не менее стремительных, едва уловимых тени пронеслись мимо и нырнули в трюм. Прошло не более минуты с начала их новой встречи, и вот теперь они с Токи-саном остались одни. Если не считать шиноби, дежурившего у «паука», ветра и луны - вот свидетели их встречи и, возможно, славной битвы.

Ниндзято, некогда бывший доблестной катаной, явился на лунный свет, так же едва успев подмигнуть своему будущему сопернику - древнему мечу викингов, пылающему «солнечным» золотом и скалящемуся белоснежной сталью, охочей до крови - своим затемнённым клинком, а Ренджи предоставил сделать первый шаг своему долгожданному избраннику.

[nick]Kurosawa Renji[/nick][status]воин ночи[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/104/245783.jpg[/icon][sign]...[/sign][lzname]<lzname><a href="https://nevah.ru">Куросава Ренджи</a>, 26</lzname> <plashka>человек</plashka>[/lzname][]Осака: следуй тенью за своей <a href="https://nevah.ru/profile.php?id=160">мечтой</a> и ни в чем не сомневайся.[/]

Отредактировано Kurosawa Ren (2022-03-04 17:30:52)

+1

38

Слух крепко обостряется – даже тишина звучит шелестом и гулом. Пьяное сознание немного проветривается на свежем воздухе и до слуха доносится настоящее имя Фокса, громкое, чуть басовитое и немного щёлкающее акцентом племени черноногих. Одно из многих настоящих имён – Кзучилбара, «Алый Страж» или «Палач Богов», как его описывали местные американские этнографы. Самое первое, данное при рождении имя, держалось в секрете даже от Фокса – так он рассказывал Торкелю в тот день, когда они только познакомились на торговой барже, перевозившей специи из Индии. Тогда им пришлось держать оборону от пиратов – тогда же Фокс, продемонстрировал метод войны алгонкинских племён; и, похоже, в этот раз ему вновь придётся прибегнуть к окичито. Но боцман волновался – и сердце уже царапал призрак вины за то, что позволил Фоксу пить.
[indent]Дрянная идея была напиваться и ему – ведь Торкель не успевает предпринять ровным счётом ничего, чтобы предостеречь Тёрнера, способного самым болезненным образом выкрутить врагам уши и порвать пасть в турнире уличного боя. Но способного на это трезвым, а не чуть стоящим на ногах, рискующим в таком состоянии травмироваться о собственный же аляскинский нож. Его тело грузным мешком валится на деревянные перекрытия и боцман только тихо ругается сквозь крепко стиснутые зубы – он был не расстроен, он не был в замешательстве.
[indent]Он был в бешенстве – да, это самое чёткое определение его состояния. Но даже бешенство не позволяет ему самонадеянно и бестактно сократить дистанцию – не проведя разведки чужой реакции и радиуса режущего действия клинка, он рискует подставиться и тогда бой закончится, даже толком не начавшись. Хотя в голову и закрадывается мысль о том, что ему стоит быть благодарным за честность, проявленную от бойца, скрывавшего своё лицо. Осталось только выяснить, каким образом воюют здесь, в Японии, и существует ли до сих пор в ходу такое понятие, как честный прямой бой. Война – это дисциплина, и даже гнев должен быть в узде; жажда крови ослепляет, а алкоголь эту слепоту преумножает. Торкелю приходится быть честным сначала с собой, а потом с врагом – боцман был в заведомо проигрышном положении.
[indent]Матильда шепчет заискивающе из-за поясницы, но он не слушает. Опьянение рискует превратить два оружия в руках в проблему, к тому же, это сквозит обманом – и всё же, клинок Торкель не отбрасывает, решая разобраться с вопросами чести тогда, когда от его жизненной позиции будет напрямую зависеть его судьба. За жизнь он держался некрепко, идея посмертной славы видится более возвышенной, чем возможность остаться в живых такой ценой – а потому, приложив меч к плечу, он встаёт в боевую стойку, чуть согнув колени. Примеряется внимательным взглядом – дистанция позволяет совершить наступление длиной в один шаг и также безопасно отойти назад в случае, если противник окажется проворнее – а он окажется, в этом Торкель почти не сомневался.
[indent]Некто намного легче него. Намного уже и текучее – совсем как море или ледниковый водопад – и эти эпитеты напоминают боцману о чём-то, чуть не заставив замешкаться. Отняв меч от плеча резким движением, взявшись за рукоять обеими руками, он выступает вперёд совершив пробный манёвр, нацеленный на чужой клинок, а не на поражение – и в этот момент он вдруг чувствует неожиданный лёгки аромат благовоний, чуть терпкого, но въедливого лекарства, и запах жжёного сахара. Сомнение отражается на его лице, когда Торкель возвращается в прежнюю стойку, вновь увеличивая расстояние – он внимательно смотрит в скрытое повязкой и смоляными прядями лицо, не желая верить в свои догадки.
[indent]– Кто вы?
[indent]Он переступает на чуть согнутых ногах, оказываясь сбоку от врага – луна чуть меркнет из-за наплывшего прозрачной дымчатой вуалью облака, но не гаснет, погружая мир во тьму, в которой Торкелю совершенно точно не выжить. Он чувствует ступнями скрип чужого переносимого центра тяжести – меч с готовностью взметается защитным барьером, зависая параллельно земле чуть ниже лица боцмана; а за спиной всё ещё полно места для отступления. На нижней палубе активно разворачивалось сопротивление и это радовало – Фокс всё ещё был жив и доказывал преумноженный за годы морских войн с пиратами опыт владения томагавками. Уверенности в том, что кого-то получится оставить в живых, всё убывало – никто не собирался сдаваться просто так, но не из желания сохранить груз и отработать полученные деньги, вовсе нет. Корабль выл и стонал дьявольской залихватской песней, зная, каково это, когда борт берут на абордаж. Бриг питается не только солью, но и кровью – но Торкель с уверенностью решает, что не убьёт этого человека, пока не узнает, кто прячется от него во тьме и под отрезом ткани.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/0d/bc/160/728902.gif[/icon][lzname]<lzname><a href="https://nevah.ru">Торкель Киттельсен</a>, 29</lzname> <plashka>человек</plashka>[/lzname][]... я не считаю того за невозможное, если так определила <a href="https://nevah.ru/profile.php?id=104">судьба</a>[/]

+1


Вы здесь » NEVAH-HAVEN » THE DEAD ZONE » to know my enemy


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно